Рацию решаюсь включить только на закате. На нужной мне частоте слышу о безуспешных поисках спасателей. О папаше ни слова. Доложили ему уже или нет о ее пропаже? Имеет ли он вообще отношение к ее нахождению на Мальдивах? Может, и обо мне все пронюхал?

Завтра спасательная служба будет тут все острова обнюхивать. И что мне делать? Дурачком прикинуться?

Я просто сказочный идиот!

Нет, надо сгребать ее в охапку и отвозить к чертям отсюда. Мне своя башка еще дорога.

Вынимаю из ящика комода рубашку с коротким рукавом, накидываю на себя и подхожу к кровати. Наклоняюсь над русалкой, осторожно подсовываю под нее свои гигантские на ее фоне ручища, и в этот момент она издает протяжный стон. Приоткрывает глаза и, привыкнув к вечерним сумеркам, удивленно смотрит на меня.

Она прекрасна даже сейчас: недавно вытащенная из воды, сонная, разомлевшая, со спутанными волосами.

Я глупо улыбаюсь ей, тупо не зная, что еще сделать, а она хмурится и хриплым шепотом произносит:

— А я вас знаю…

Меня будто током от нее шарахает. Отскакиваю как от прокаженной, спиной задев и уронив напольную вазу, которая со звоном разбивается на глиняные осколки.

Присев, русалка подгибает колени и, косясь на меня исподлобья, до подбородка натягивает одеяло. Мы оба молчим. А что еще тут скажешь? Я обобрал ее папашу, сбежал из страны, потому что он может отвинтить мне крышечку, а теперь его единственная дочурка оказывается у меня в руках.

— Вы похитили меня, чтобы шантажировать моего отца? — выпаливает она уже прорезающимся от злости голоском.

— Че-го? — офигеваю я. — Эй, рыбка, я тебя так-то спас.

— Учтите, отец палец о палец не ударит, о чем бы вы его ни попросили!

— Ты в своем уме?

— …так что лучше отпустите меня, — продолжает она.

Ну точно, рехнулась! Отпустить-то, конечно, заманчивое предложение, вот только эта мелкая зараза теперь знает, где я. И интуиция подсказывает мне, что свой острый язычок за зубками она держать не будет.

Я рычу сквозь зубы, кулаком ударив по стене, и русалка вздрагивает. Гляжу на нее украдкой, соображая, что же делать. Держать ее у себя силой, пока моя сестренка не удосужится подыскать для меня другое убежище? Скрывать ее от спасателей, от полиции, от курьеров и горничных?

Дьявол, в такую коровью лепеху только я мог вляпаться!

Она с опаской озирается по сторонам, явно прикидывая, где находится. Ее взгляд останавливается на кухонной зоне, где барная стойка завалена узнаваемыми пакетами с «погрызть». Да, рыбка, ты по-прежнему на Мальдивах!

Или мне уже мерещится, или уголок ее губ действительно приподнимается. Она вновь смотрит на меня, а потом на приоткрытую дверь бунгало и снова на меня. Понятно, сбежать решила. На ногах еще не стоит, а о побеге думает. Дерзкая девчонка, аж мурашки от нее по позвоночнику бегут. Зря я молился, чтобы кто-нибудь развеял мою скуку. Чую, теперь мне мало не покажется.

Пока медлю, эта засранка подрывается с кровати и, запинаясь об собственные ноги, бежит к двери. Из меня вырывается смешок. Упадешь же, рыбка. Сначала к ногам привыкни, больше двух часов с плавником в море рассекала.

Ловлю ее у самой двери, хватаю в цепкое кольцо на тонкой талии и поднимаю над полом. Она дергается, скулит, ослабшими пальцами цепляется за мои руки, пытаясь расцарапать. Швыряю ее обратно на кровать и грожу пальцем:

— Ни звука, поняла?

Она опять натягивает на свое почти нагое тельце одеяло, и ее губы начинают дрожать.

Твою мать, ты что, реветь собралась?!

Господи!

Я сажусь на край кровати, локтями упираюсь в расставленные колени и, свесив голову, бормочу: