– Нет, просто… просто знахарь. – Ялка замялась и закончила нелепо: – Мне он нужен.

– Так ведь это же Лис! – ахнула девчонка из прислуги, та, что провожала Ялку в комнату. – Ну помните же, тётя Минни, он ещё к молочнику Самсону приходил, когда у него сын в колодце задохнулся! Он его тогда целовал-целовал, мальчишку-то, да всё в губы, в губы, прости Господи… Руки-ноги ему двигал… Ну помните же!

– А! – встрепенулась та и мелко закрестилась. – Верно, верно, девонька. Пресвятая дева и Христос спаситель! Верно, это он, который мёртвого мальчишку поднял. А зачем он тебе? Тоже целоваться? Или ты сама больная?

– Самсон… – пробормотала Ялка. Подняла взгляд. – Мне бы с ним поговорить, с этим Самсоном. Это можно?

– Отчего нет? Он мне по вторникам и четвергам привозит молоко, а завтра как раз и есть четверг. Так что остаться тебе так и так придётся. – Она встала. – Ужинать будешь?

– Что? А, да… Если можно.

– Тогда с тебя патар, – тётушка Минни с хитрецой прищурилась. – Или, может, поможешь вместо платы мне посуду вымыть?

Ялка с трудом удержалась, чтобы не броситься ей на шею и расцеловать.

Молочник не обманул ожиданий и явился с утра пораньше. Но тоже ничего о травнике не знал. Тот возник словно ниоткуда, никто его не звал. Да что говорить, в тот раз даже послать за лекарем не удосужились – и так было видать, что парнишке карачун. Известно дело – «Wenn das Kind in den Brunnen gefallen ist, dekt man in zu»[8]. Да и была там крышка, сам дурак. И то сказать: упала курица в колодец, он и полез за ней, как маленький ребёнок. Ну и потонул. Жена, конечно, в рёв, а тут этот: «Пропустите, – говорит, – я помогу». Назвался Лисом. Нет, денег не взял. Что? Где живёт? Кто его знает, где живёт! Когда случилось? Да уж тому с полгода, как случилось. А что?

От визита молочника Ялке выпала ещё кое-какая польза – Самсон задаром согласился подвезти девчонку до другого постоялого двора, насколько хватит дня пути. Когда она устраивалась в тесной, запряжённой осликом повозке меж пустых бидонов, тётка Вильгельмина вышла проводить и сунула ей в руки узелок.

– Я тут собрала тебе в дорогу кой-чего: кусок свиной печёнки, колбаса, краюшка хлеба, пара луковиц. И значит так. Если будешь в Брюсселе, зайди на Фландрскую улицу, спроси дом Яна Сапермиллименте.

– Кого?! – невольно вырвалось у Ялки.

– Сапермиллименте, – терпеливо повторила та. – Имя-то запомни, девонька, запомни, оно одно такое. Жена его вроде как моя свояченица. У них дочь чуток старше тебя, передашь им от меня привет, хоть будет где остановиться на пару дней. А на будущее дам тебе совет: всем говори, что ты идёшь на богомолье в аббатство Эйкен, поклониться святому Иосифу. Соврать в таком деле – грех невелик, а при случае и впрямь зайдёшь, поклонишься, пожертвуешь монетку. Тебе ведь всё равно куда идти, ведь так? Эх ты, кукушка перелётная. Ну, бог тебя храни. Ступай, ищи своего Лисьего короля.

Ялка вздрогнула от неожиданности, потом спохватилась, от души поблагодарила и долго махала ей рукой, пока «Голубая роза» не скрылась за поворотом.

Всю дорогу Самсон молчал, попыхивая трубочкой. Вытянуть из него ещё что-нибудь о рыжем травнике Ялке больше не удалось. Они двигались неторопливо, останавливались у одной харчевни, у другой, меняя полные бидоны на пустые, пока, наконец, не стемнело и молочник не отправился домой. Ещё ожидая его в «Голубой розе», Ялка не теряла времени, да и в пути не спала, благо, день выдался тёплым, и теперь знала, что делать. Когда последний постоялый двор распахнул свои двери, девушка уверенно прошла к жене хозяина, улыбнулась и раскрыла мешок: