Ну, дешевле Московской жизни, проехаться туда-обратно и провести лето возле своего огорода. И маме с бабушкой и дедом помог, и речка своя есть, не такая как Москва-река…

Блин, как голова-то болит! И в глазах двоится…

Главное, вспомнил, кто я и откуда…

Хотя такое забудешь! Господа столичные студенты по сто раз на дню напоминали. Хорошо хоть в общаге все иногородние, хотя там своя дедовщина, но больше оттого, что старшекурсники многое знают о московской жизни и вообще о студенчестве.

Зато в самом университете иное. Там я просто пустое место, все смотрят как бы сквозь тебя. В нашей группе всего четверо бюджетников, но иногородний я один. Даже эти трое никак на моё существование не реагировали. Они местные, а я «понаехал».

Но вот понесло меня после пар отлить, сил уже терпеть не было. Застёгивался уже, стоя у писсуара.

- На-ка, выкинь, - сказал грубоватым тенорком габаритный юноша, протягивая окурок.

Вроде бы, делов – бычок выбросить. Но один раз выполнишь такую просьбу, и всё – слабак, рохля. Имел поводы убедиться в родном городке. И я учился на чужих ошибках.

Дав постоять обладателю тенорка с бычком, я со вкусом застегнулся и молвил ровным тоном:

- Сам выкинь.

От полёта окурка я уклонился, нанося удар габаритному под колено прямой ногой. Но их же четверо меня не просто так обступили! Посыпалось! Пусть я уходил от большинства ударов, но сократить их число не мог, а те, что достигали цели, сильно уменьшали мои возможности. На третьей секунде я катался по полу, а четверо весьма упитанных юношей старались меня затоптать. И у них многое получалось!

Помирать так по-дурацки, конечно, обидно, но ещё обидней просить пощады. Я вцепился в чью-то бьющую конечность и разорвал зубами ткань штанов выше колена. Глупо – теперь я неподвижная мишень. Но так захотелось напоследок хоть одного изуродовать. Вой супостата, в пасти вкус крови, по телу медленно затухающие вспышки боли от ударов, и спасительная темнота…

Теперь надо ждать отца габаритного. Не знаю почему, уверен просто, что заявится высокий дядька с породистой такой харей. Принесёт полный пакет фруктов и конфет. Скажет, что ребята погорячились, и я сам во многом виноват. Один вон лежит с разрывом мышц и мягких тканей.

А ему совсем не нужно участие его сынишки в уголовном процессе. В общем, предлагает он всё замять. Избили меня какие-то хулиганы вне университета, ничего не помню. У меня будет отдельная палата и всё для скорейшего выздоровления! А сынок его Олег прямо сейчас извинится и пообещает, что такое больше не повториться!

Хотел я его послать, но больно уж захотелось увидеть рожу Олежки…

То есть захочется. Я же не вспоминаю… то есть как бы предполагаю на основе неизвестно откуда взявшихся воспоминаний…

Не! Я многое вспомнил! Вот помню же, что били меня четверо, и всех их запомнил, особенно Олега. А что папка его такой, только предполагаю…

Как болит голова! И двоится перед глазами!

Ладно, ждать осталось недолго. Вот сейчас откроется дверь в палату и зайдёт осанистый мужик с пакетом. Я приготовился…

Открылась дверь, вошёл осанистый мужик в белом халате и сказал что-то непонятное. За ним следом вошла женщина, подошла ко мне и на шею стала прикладывать что-то живое. Я с задержкой понял, что сказал дядька:

«Ага, очнулся. И, конечно, давление. Манечка, пока три – ему ещё понадобится кровь».

Это холодное у меня на шее нежно укусило и замерло. Это пиявки… в двадцать первом веке! Но на каком языке он сказал? И почему я его понял?!

2. Глава 2

Всё-таки у меня среди прочего случилась ретроградная амнезия. Стёрлось всё до избиения в туалете, но, как и положено, только двоиться перестало, так и быстро припомнилось. Особенно когда Олежкин папа не пришёл…