Не, я не понял! Почему я не почувствовал угрозы?! Слабый фон враждебности и никаких всплесков! Я исподлобья уставился на Тимохина. Вот он смешно прыгает, тоже скачком с тропинки долой…

– Бах! Бах!

Пули где-то просвистели в стороне, но никакого всплеска агрессии! Ладно, паниковать рано и вообще спешить некуда. С этим придётся что-то делать. Стоим на месте и притаптываем снег, визуально контролируя противника.

Всего пятьдесят метров. Василий Гаврилович тоже решил остановиться, пытается получше прицелиться. А вот хрена тебе, сука с породистой мордой!

– Бах! – это уже я стреляю и прыжком возвращаюсь на тропу.

Не попал, конечно, но это членистоногое смешно прыгнуло в сторону и:

– Бах! Бах! – тоже мимо летят пули, но близко.

Этот Василий Гаврилович умеет стрелять! Ну, тем веселее! Спокойно шагаю к нему по тропе. Он изумлённо приподнимает бровь, прыгаю в сторону.

– Бах! – стреляет Тимохин.

Его удивление и прицеливание почти неотличимы, я успел это понять. И нас разделяет только сорок метров. Ага, бровь снова полезла вверх, с кувырком покидаю тропу. Блин, шапка слетела!

– Бах! – гремит его выстрел, и где-то пролетела пуля.

Восьмая. Я спокойно иду к нему, хоть и щипает уши.

– Эй! – кричит он капризно. – Остановите поединок, у меня кончились патроны!

Я просто приближаюсь весь в снегу и с розовеющими на морозе ушами.

– Но послушайте! – воскликнул он весело. – Вы ведь не убьёте вот так приличного человека!

А сам в шапке! И в пальто! Он ясно различает моё лицо и понимает – этот убьёт. Боярин Тимохин растерянно оглянулся на охрану, но они сейчас ему не помощники. Авдей с Мухаммедом точно проследят.

Десять метров, я останавливаюсь и холодно ему улыбаюсь. Он резко разворачивается и прыгает…

– Бах!

Падает породистым лицом в снег с пулей в спине. Пытается ко мне обернуться и хрипло стонет:

– Нет! Не надо!

Я неспешно приближаюсь с застывшей улыбкой и розовыми, но местами краснеющими ушами. Останавливаюсь и направляю ему в голову пистолет.

– Не надо! – прохрипел боярин Тимохин, уткнувшись породистым лицом в рукав пальто.

– Бах, – добиваю его в висок с трёх метров.

Отворачиваюсь от него. Блин, уши-то как мороз хватает! Но надо стоять с грозным величаем, ждать одного Авдея. Мухаммед вынул «Парабеллум» и стоит с ректором. Просто так.

Авдей неспешно бредёт через снег с моей шинелькой. Нагнулся за шапкой. Наконец, подошёл, проговорив:

– Пока только шапку надень, а то уши вон красные, – и протянул мне головной убор, засунув одну руку под полу пальто. Отстегнул наощупь ножны с пояса и, подавая мне, договорил. – А с шинелью не спеши.

Я, поспешно нахлобучив шапку, беру ножны и нож. Наклоняюсь над Тимохиным и расстёгиваю ворот – нужно освободить шею…

Стоп! Что это у него за шнурок? Снимаю с него кругляш из кости с изображением солнца и рун. Вот это на себе носил православный?

– По древнему обычаю все его магические амулеты, что найдёшь на нём, отныне твои, – сказал Авдей.

Тогда «солнышко» пока в карманчик, переходим к неприятному. Где тут шейка его бывшего владельца?

Закончив встречу, вернулись домой. Я принял душ и надел кадетскую повседневку, заботливо приготовленную Миланьей. Только трофейный амулет переложил в нагрудный карманчик и вышел в гостиную, как ни в чём не бывало.

Катерина встретила меня долгим грустным взглядом, её подружки смотрели без выражения, как и их коллеги Авдей и Мухаммед. Миланья крестилась, грустно вздыхая. Я прошёл в кресло и сказал девушкам:

– Я опять живой. Можете съесть по паре бутербродов.

– Мы не хотим, – неприязненно ответила Надя.