— Кэмерон, — произносит Коэн сквозь зубы.

Меня редко зовут полным именем. Так и хочется передразнить и ответить: «Фредерик». Но торможу себя — нужно знать меру.

Молчу. Стою, вытянув руки по швам, и молчу. Он ударит, я знаю. Сейчас или чуть позже, но ударит. И если хочу выполнить задуманное, мне придется стерпеть.

— Как это понимать? —Молчу. Пусть сам распинается. Мой расчет верен: не получив от меня реакции, Коэн продолжает: — Я не разрешал никому уходить от общего костра. Банда должна быть вместе. — Может, еще в туалет вместе ходить? — Один костер, одно помещение, это необходимо для безопасности и единства. — Теперь меня подмывает рассмеяться. О каком единстве ты говоришь, самокоронованный садист? У тебя единство только с собственным эго. — Никто не должен самовольно уходить от остальных, не поставив меня в известность. Ну что же ты молчишь?! — вдруг срывается на крик. Нервы-то у тебя, Коэн, ни к черту. — Говори и объясняй!

А еще упади на колени и трижды стукнись лбом об пол в покаянии. Ну-ну…

Разлепляю губы:

— В следующий раз я обязательно спрошу.

— В следующий?! — взвизгивает Коэн. — Мы говорили с тобой несколько раз. Я ясно сказал тебе, что требуется, чтобы быть в банде. Ты хорошо показал себя, и что, зазнался? — Он разъединяет руки и грозит пальцем. — В банде есть четкие границы. И без согласования со мной ты не имеешь права ступить и шагу. Ты меня понял?

— Понял, — отвечаю равнодушно. Хорошо бы изобразить испуг, но настроение у меня сегодня отвратительное. Заканчивай свою речь, Коэн, и иди ко всем чертям.

Я этого жду, поэтому не удивляюсь. Не пытаюсь защититься. Главарь бьет по лицу. Слева в челюсть. Рука у него тяжелая. В глазах темнеет, падаю на пол на колени, как свежеспиленное дерево. Во рту вкус крови.

Жду, что Коэн прикажет вставать, как тогда Мышонку, чтобы ударить вновь. Но нет. Главарь просто подходит ближе, присаживается на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с моими.

— Ты мне нравишься, Кэм, — говорит приторно-добрым голосом, — правда нравишься. У тебя есть мозги и быстрая реакция, ты совершаешь нужные поступки в нужное время. — Коэн протягивает руку и поднимает мое лицо за подбородок. Дергаюсь от прикосновения. Кровь из моей разбитой губы течет по его пальцам, но главаря это не смущает. — Ты хороший парень, Кэм, — произносит, заглядывая в глаза, — но ты должен помнить о границах. Если я говорю прыгать, ты прыгаешь, помнишь? Мне не нужны сюрпризы. Это ясно?

— Предельно, — разлепляю разбитые губы.

— Вот и славно. — Коэн убирает руку (о блаженство!) и встает на ноги со свойственной ему кошечьей грацией. — Без обид? — И он подмигивает мне, на лице улыбка.

— Без обид, — повторяю эхом.

На этом Коэн уходит, остаюсь сидеть на коленях в пыльном, давно заброшенном помещении. По подбородку течет теплая струйка крови, подхватываю ее ладонью. Хорошо хоть нос не стал ломать, и зубы на месте. Появится кровоподтек, да губа будет несколько дней заживать и снова лопаться от движения. Ничего, проходили.

Ловлю себя на том, что ничего не чувствую. Ни обиды, ни злости. Мне наплевать.

Встаю и бреду к выходу, зажимая губу. Кровь долго не останавливается. У меня в рюкзаке, наверно, нет ни одной чистой тряпки, чтобы можно было зажать рану.

Выхожу в коридор.

— Эй, Кэм, — выныривает из темноты Мышонок, заставляя меня шарахнуться от неожиданности и удариться плечом о стену.

— Ты чего пугаешь? — шиплю, пытаясь не шевелить губами.

— Вот, держи. — Протягивает мне кусок белой ткани и маленький бутылёк. — Райан просил передать.