Голоса замолкают, как по мановению волшебной палочки, шаркающие шаги: все и правда расходятся по отсекам.

Действительно, что это было? Не люблю чего-то не понимать.

Рывком поднимаюсь на ноги, набрасываю куртку и выхожу, вернее, выхрамываю из «комнаты». Коридор пуст, в нем по-прежнему царит полумрак, благодаря чему видна пляшущая тень Коэна: главарь нервничает, вышагивает по отсеку.

Как можно тише двигаюсь в сторону лестницы. Наверху у двери дежурит Рид, один из добродушных близнецов.

— Что там стряслось? — спрашивает он шепотом.

Только пожимаю плечами.

Спрашиваю:

— Выпустишь?

У Рида растерянный вид. Самоволка здесь не приветствуется.

— Куда? — интересуется.

— За Кесседи, — отвечаю честно.

Лицо парня светлеет.

— Ну, если так, — бормочет он с облегчением и отворяет дверь.

Не заставляю себя долго ждать, и тут же протискиваюсь наружу. Еще не знаю, куда и зачем иду, но просто лежать и ждать не могу. Происходит нечто важное, и быть в стороне мне никак нельзя.

— Один, потом второй, — бормочет Рында, стоит мне появиться из темного угла. Ее бормотание не адресовано мне, а привычно звучит в пустоту, поэтому не отвечаю и прохожу мимо.

Дохожу до входной двери, а потом останавливаюсь, уже взявшись за ручку.

— Рында, а где Гвен?

Гвендолин дома всегда, сколько я здесь нахожусь. Готовит, моет, стирает, играет с ребенком. А сейчас в комнате только старуха и младенец.

Рында отрывается от шитья, которым занята, и поднимает на меня полные ненависти глаза. Этой ненависти так много, и она такая лютая, что даже пошатываюсь и крепче хватаюсь за ручку.

— Патруль шерстил дома после вашей «прогулки», — тем не менее отвечает. — Если бы Гвен их не отвлекла, всех бы вас накрыли. К Дьяволу. Там вам и место.

К горлу подкатывает.

— Когда… — не сразу справляюсь с голосом. — Когда вернется, если потребуется помощь, дайте знать.

Рында уже успела вновь заняться шитьем, но после моих слов опять поднимает глаза. Вглядывается, часто моргая, будто видит впервые.

— Как тебя зовут? — спрашивает.

Только сейчас понимаю, что она и правда не знает моего имени. Мы никогда не разговаривали.

— Кэмерон, — представляюсь. — Кэм.

Старуха кивает и отворачивается.

— Он за домом, — говорит, не глядя в мою сторону.

— Спасибо, — тихо благодарю и выхожу на улицу.

Солнце уже высоко, слепит глаза, отражаясь от снега. Щурюсь, поднимаю воротник повыше и бреду за дом, как сказала Рында.

Не могу выкинуть из головы мысли о Гвен. На заводе девушкам живется несладко, если они вовремя не найдут себе парня, который объявит их своей собственностью и начнет защищать от посягательств остальных, пиши пропало. Не каждая может дать отпор, а отказ понимает один из десяти. Но даже на заводе девчонки с ужасом переговаривались, как приходится зарабатывать право на жизнь и еду тем, кто живет в Нижнем мире сам по себе…

Старуха не ошиблась: нахожу Кесседи уже через минуту. Он на заднем дворе, сидит на выброшенном остове старого наполовину сгнившего дивана, опустив голову. В руке — сигарета, тонкая струйка дыма поднимается вверх и теряется в воздухе. Невольно приподнимаю брови — еще не приходилось видеть соседа курящим.

Замираю в отдалении и жду приглашения, но Райан по-прежнему сидит, не поднимая головы, периодически затягиваясь и делая вид, что здесь никого нет. Но не обманываюсь: парень, выросший в Нижнем мире, не может не заметить приближения к себе. Беспечные тут до совершеннолетия не доживают.

Пока меня игнорируют, у меня есть время его рассмотреть. Забавно, спим на соседних койках уже две недели, а видеть соседа мне приходилось лишь при тусклом искусственном свете подвала, а затем ночью во время вчерашней вылазки. При дневном свете — впервые.