– Мне нравится ваш цинизм, шеф.

– А знаешь, что́ любопытно? Он был законным опекуном девочки, которая стала женой его сына. Ее мать, тоже врач, была убита во время волнений в Африке. Хансен, ее отец, художник, бросил семью вскоре после рождения Авриль. Впоследствии он был убит каким-то ревнивым мужем в Париже.

– Сколько трагедий на одну семью!

– То-то и оно. – Ева остановила машину перед городским особняком в Верхнем Уэст-Сайде, где младший Айкон обитал со своей семьей. – Есть над чем задуматься.

– Бывает, трагедии преследуют одну семью на протяжении поколений.

– Ты, помнится, в юности хипповала, Пибоди. Разве хиппи верят в карму?

– Конечно. – Пибоди вышла на тротуар. – Просто мы называем это космическим равновесием. – Она поднялась по ступенькам крыльца к старинной массивной двери. – Прямо дворец, – сказала она, ощупывая резную древесину, пока система охраны спрашивала их о цели визита.

– Лейтенант Даллас, детектив Пибоди. – Ева поднесла свой жетон к «глазку» сканера. – Департамент полиции Нью-Йорка. Мы хотим поговорить с доктором Айконом.

– Прошу подождать минуту, – раздалось в ответ.

– У них есть загородный дом в Хэмптонсе[2], там они проводят выходные, – продолжала Пибоди, – вилла в Тоскане, еще один дом в Лондоне и небольшой пляжный домик на Мауи[3]. Можно географию изучать. А со смертью старшего Айкона ко всему этому прибавятся еще два объекта недвижимости. И почему Макнаб не стал преуспевающим доктором?

Йен Макнаб, ас электронного отдела, был сожителем Пибоди и большой любовью всей ее жизни.

– Можешь его бросить и сменить на богатого доктора, – предложила Ева.

– Нет, не могу. Слишком сильно я люблю его тощую задницу. Смотрите, что он мне подарил. – Пибоди сунула руку за пазуху и вытащила кулон в виде трилистника.

– С чего это он?

– Чтобы отметить окончание физиотерапии и полное выздоровление после ранения при исполнении служебных обязанностей. Он говорит, что этот талисман оградит меня от новых ранений.

– Бронежилет оградил бы тебя еще лучше. – Увидев, что Пибоди уже готова надуться, Ева вспомнила, что партнерство, как дружба, налагает определенные обязательства. – Красивый, – добавила она, взяв в ладонь маленький талисман и поднося его к глазам. – Очень мило с его стороны.

– Макнаб всегда на высоте. – Пибоди заправила трилистник обратно за ворот рубашки. – А знаете, мне вроде как теплее становится, когда я его ношу.

Ева вспомнила о бриллианте величиной с детский кулачок. Она чувствовала себя глупо, ей было неловко, но ей тоже становилось теплее. Во всяком случае, с тех пор, как она привыкла к его весу.

Не к физическому весу, призналась она себе, к эмоциональному. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу любовного талисмана.

Дверь открылась. Женщина с портрета стояла в дверном проеме, сноп золотистого света падал на нее сзади. Даже вспухшие от слез глаза не могли испортить ее невероятную красоту.

– Простите, что заставила вас ждать, да еще под дождем. – Ее голос соответствовал внешности – мелодичный и богатый обертонами, хотя и приглушенный горем. – Я Авриль Айкон. Входите, прошу вас.

Она отступила в вестибюль, освещенный хрустальным канделябром. В каждой хрустальной подвеске играл мягкий золотистый свет.

– Мой муж наверху, он отдыхает… наконец-то. Мне очень не хотелось бы его беспокоить.

– Нам очень жаль, что приходится тревожить вас в такой трудный час, – сказала Ева.

– Но… – Авриль с трудом заставила себя улыбнуться. – Я понимаю. Мои дети дома. Мы взяли их из школы, привезли домой. Я была с ними наверху. Им тоже очень тяжело, нам всем тяжело. – Она прижала руку к сердцу. – Вас не затруднит подняться на второй этаж? На первом мы принимаем гостей, но, мне кажется, это неподходящий случай.