-- Что, все женщины переодевали?

-- Что ты, сунехи? Как можно! Даже меня не пустили. Только жены Хараз айнура были. Только близкие родственники допускаются!

Судя по всему, вопрос Нариз шокировал служанку. «Это хорошо, это просто замечательно! Чем меньше народу, тем мне легче будет!» – подумала Наталья.

-- На второй день Барджан айнур Юлуз на коня посадил, вещи в телегу побросал, к себе повез. Вот сюда, -- она широко обвела рукой помещение юрты. – Снова пир был. И лучники состязались. Барджан айнур приданым доволен был – давно эту землю хотел. Приз хороший назначил. Так все и было…

-- А потом?

-- А потом ты родилась, моя сунехи.

-- А жены отца? Как они отнеслись Юлуз?

-- Ай-Жама, конечно, не очень довольна была – служанка поджала губы, не одобряя пренебрежение старшей жены к «своей Юлуз».

-- А Бахмат?

Служанка покачала головой.

-- Бахмат совсем мала тогда была. В ее шатер твой отец даже и не входил.

-- Как это? Она что была моложе моей матери?

-- Моложе, моя сунехи. Сильно моложе. Ей тогда всего семь или восемь зим было.

Информация Наталью несколько позабавила, она отложила ее в памяти, но не это было главным для нее в разговоре. Наталья подумала, перебирая детали дикарской свадьбы, и спросила:

-- Скажи Хуш, а с моим женихом также будет?

Хуш удивленно вскинула глаза на Нариз, всплеснула руками и воскликнула:

-- Что ты, моя сунехи! Твой отец за тебя десять белых, как снег, кобылиц дает, десять черных, как ночь, кобылиц дает и одежды два сундука, и тканей простых, и тканей дорогих, и украшений золотых ларец, а главное – Джурбана отдает и Коргуша отдает!

Наталья впала в ступор – всех рабов в стойбище звали одним именем – Луш, что значило «грязный». К этому имени обычно прилагалась кличка. Например, у ее дверей сидели Луш-старый пастух и Луш-охранник. Кто такие Джурбан и Коргуш, она даже представить себе не могла. Может, какие-то особо выдающиеся рабы?

Однако, Хуш, глядя на задумавшуюся хозяйку, неторопливо проговорила:

-- Джурбана отец твой за большие деньги покупал. Трех жеребят от него кобылы принесли – лучшие жеребята твоего отца! Не даром у него имя – «Джурбан».

Про себя Наталья перевела – «Черный Ветер». Надо же, какие поэтические имена дикари умеют придумывать. Значит и Черный Ветер и тот, второй Коргуш – просто породистые жеребцы-производители. Наверно, по местным меркам это и немало.

-- Ты так и не ответила Хуш, моя-то свадьба, как будет проходить?

-- Много болтают про твою свадьбу, моя сунехи. Но говорят, по заветам предков. Твой жених приедет сюда, привезет дары.

-- А потом шаман проведет обряды?

-- Нет, сунехи. Твой жених богатый, большой человек в городе. Отец твой дары осмотрит, если доволен будет, поедете в город. Там в храме Эрины свой шаман имеется, самый большой шаман, самый главный. Он обряд будет проводить, он с предками будет говорить, он и благословлять будет. И свадьба твоя во дворце городском будет, моя сунехи, где большие стекла и богатство большое. И гости все городские будут – важные люди.

Вот после этого разговора Наталья и решилась на беседу с Ай-Жамой. Утром, после привычных уже кисломолочных процедур, которые действительно выбелили ее кожу до цвета жирной сметаны, она обратилась к служанке:

-- Попроси Ай-Жаму навестить меня, когда будет у нее время и желание.

Служанка покорно закивала головой и, торопливо собрав вонючие тряпки и миски, выскочила из юрты. «Докладывать побежала», -- усмехнулась про себя Наталья Леонидовна. В общем-то такая реакция ее и не удивила. До сих пор притихшая Нариз ни разу не просила первую жену отца посетить ее.