– Ой, прими мои соболезнования…
– И все ведь опять на меня, будто я железная!
У матери язык заплетается: то ли водки жахнула, то ли с валокордином переборщила. А что она еще
умеет? Только паниковать и вопить… Своей семьи
у дядьки давно нет, друзей, похоже, тоже. Снова
все дерьмо в меня летит. Выходит, никто другой
сделать ничего не может.
– А муж? Он разве не помогает?
– Муж… Я часто забываю, что он есть. По фигу
все мужу, даже ставить в известность нет никакого
смысла. Приобнимет для вида, а мне от этого только хуже. Ох… Завтра придется агента искать, до-веренность оформлять, документы на транспорти-ровку.
– Сочувствую.
– Надя, он ведь жить хотел! Больной весь, псо-риазный, бухал всю дорогу, а жить хотел! А теперь
вот гниет в глуши его труп… Мать сказала, его на
третий день только нашли. Ты поняла меня?! Выброси всякую хрень из головы. Не нужна она никому. Слова это все, пустые слова.
– Буду стараться.
– Вот. Давай, учи свой испанский и спать ло-жись. Утро вечера мудренее. До связи.
24
РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ
– Держись там. И прости меня за глупость.
Вырвалось.
– Не парься. И не пропадай.
Вера и Надя
9 октября
Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»
– Нет, девушка, я просила латте с ореховым сиропом, на соевом молоке и без кофеина. А вы что
принесли?
– Вер, ну хочешь, я его выпью, а тебе другой
сделают?
– С какой стати? Пей свой шоколад.
– Я могу и то и другое.
– И при этом пьешь только воду! Девушка, куда это вы уходите? Нет, моя подруга тоже не будет это пить, переделайте как должно быть: без
кофеина, на соевом молоке и с ореховым сиропом.
Да, принципиально! Мне не нужно рисовое, нена-вижу рис!
– Что-то ты сегодня совсем не в духе.
– Ну почему же? Просто меня такая безответ-ственность подбешивает! У меня приятельница на
днях была, из тех клиенток, что ко мне как к психологу уже приходят, лет десять ее пастью занимаюсь… Так вот, я над ней офигеваю: пятый десяток
бабе, замужняя всю дорогу, сын давно женат, а у
нее то роман очередной, то ностальгия по юности, то дышать она где-то учится, то в женщину, гово-25
Полина Елизарова
рит, влюбилась… Пожизненная психологическая
незрелость. И ничего. Фартит ей по ходу пьесы, выносит ее течение вместе со всем этим бредом.
– А что у нее, кариес?
– Какой кариес? С простым кариесом – это
к Генке. Тут куча всего – и лечим, и прикус правим, и виниры ставим, она машину по весне поменяла, теперь улыбку поменять захотела.
– Завидуешь?
– Я?! Даже если и так, то не по-хорошему…
«Попрыгунью Стрекозу» помнишь? Вся в креди-тах, что в шелках, и все веселится.
– Может, тебе бросается в глаза то, что ты себе
позволить не можешь?
– Предположим. Но, если честно, она грузит
меня своими откровениями.
– Расскажи подробней! Откровения незнакомых людей – это всегда так интересно!
– Да не о чем тут рассказывать. Любят некоторые с мазохистским удовольствием копаться у себя
в башке. Притягивают друг к другу несвязанные
между собой вещи.
– Например?
– Например, танцы у нее, оказывается, ассоци-ируются с гневом и раздражением. Это она мне как
великое открытие сегодня влепила! Типа, как-то
в детстве, случайно, на кухню ночью зашла, там
мать на столе танцевала, а пьяный отец ухмылялся
и смотрел. Ты представляешь, сколько людей на
воздухе деньги зарабатывают? Те, кто за приличные бабки придумывают несуществующие причин-но-следственные связи?
26
РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ
– И с чем тут связь?
– Типа с тем, что все, что связано с телом, вызывает у нее зажатость. Мужиков вокруг табун, красивая, далеко не глупая…