В своем менее известном произведении Н. М. Карамзин писал: «В XI веке Государство Российское могло, как бодрый, пылкий юноша, обещать себе долголетие и славную деятельность. Монархи его в твердой руке своей держали судьбы миллионов, озаренные блеском побед, окруженные воинственною, благородною дружиною, казались народу полубогами, судили и рядили земли, мановением воздвигали рать и движением перста указывали ей путь к Боспору Фракийскому или к горам Карпатским. В счастливом отдохновении мира государь пировал с вельможами и народом, как отец среди семейства многочисленного. Пустыни украсились городами, города – избранными жителями; свирепость диких нравов смягчилась верою христианскою; на берегах Днепра и Волхова явились искусства византийские. Ярослав дал народу свиток законов гражданских, простых и мудрых… Одним словом, Россия не только была обширным, но, в сравнении с другими, и самым образованным государством.

К несчастью, она в сей бодрой юности не предохранила себя от государственной общей язвы тогдашнего времени, которую народы германские сообщили Европе: говорю о системе удельной. Счастие и характер Владимира, счастие и характер Ярослава могли только отсрочить падение державы, основанной единовластием на завоеваниях. Россия разделилась.

Вместе с причиною ее могущества, столь необходимого для благоденствия, исчезло и могущество и благоденствие народа. Открылось жалкое междоусобие малодушных князей, которые, забыв славу, пользу отечества, резали друг друга и губили народ, чтобы прибавить какой-нибудь ничтожный городок к своему уделу. Греция, Венгрия, Польша отдохнули: зрелище нашего внутреннего бедствия служило им поручительством в их безопасности. Дотоле боялись россиян, – начали презирать их. Тщетно некоторые князья великодушные – Мономах, Василько – говорили именем отечества на торжественных съездах; тщетно другие – Боголюбский, Всеволод III – старались присвоить себе единовластие: покушения были слабы, недружны, и Россия в течение двух веков терзала собственные недра, пила слезы и кровь собственную»[16].

На эти княжеские забавы можно было бы посмотреть и снисходительно – если бы не геополитическое положение русских земель. Модная ныне геополитика представляет собой политологическую концепцию, согласно которой политика государств (в основном внешняя) предопределяется географическими факторами (положение страны, природные ресурсы, климат и др.). А геополитическое положение России в отличие, скажем, от Китая, Индии и Японии, было очень уязвимым. До перечисленных и некоторых других территорий европейские колонизаторы добрались лишь в XVIII–XIX веках. Океаны, горы, пустыни, арабские халифаты, затем монгольская империя, еще позже Оттоманская империя тормозили продвижение католических конкистадоров, стремившихся выполнить «миссию белого человека» с помощью креста и мушкета на востоке Евразии. На нашу беду русские земли еще раньше, чем Индия и Китай, привлекали соседей и на западе и на востоке своими богатствами. «Но богатство порождает слухи. В сознании скандинавов сформировался миф о лежащей на востоке стране, сказочной Биармии. Подобно Индии для средневековой Европы Биармия для скандинавов стала манящим миражом. Добраться до нее и обогатиться стало целью не одного поколения людей, уходивших в "викинг"», – пишут современные авторы[17].

На северо-западе для тех же скандинавов на Русь были широко открыты «ворота» через Балтийское море, Финский залив, реку Неву, Ладожское озеро и реку Волхов. На юго-западе еще одни «ворота» открывались из Черного и Азовского морей через реки Днепр и Дон. Степи на юго-востоке и востоке представляли собой просто «ковровую дорожку», по которой катились волны кочевников. Геополитическое положение предлагало лишь один императив – политическое единство, крепкое государство, мощные вооруженные силы.