Православно-христианская традиция изображает процесс христианизации как относительно спокойный. Признается, например, что «в Новгороде дело первоначального обращения народа обошлось не без сопротивления, которое надлежало укрощать силою». Но общая картина выглядит неплохо: «Несмотря на препятствия со стороны язычества, христианство нигде не водворялось так мирно, так быстро, как водворялось в России. Сколько борьбы и страданий вытерпели исповедники имени Христова между Греками и Римлянами! Сколько пролито крови при введении христианства в разных странах Западной Европы и в Америке! В России же не было ничего подобного. Говорят, что Русский народ, всегда кроткий и мало испорченный язычеством, спокойно принимал крещение из покорности к уважаемому князю и тем охотнее, что в течение ста лет (от Аскольда до Владимира) привыкал видеть христиан близ себя»[12].

Зато после христианизации русская православная церковь старалась максимально укрепить свои позиции и уничтожала всех, кого считала своим конкурентом. Еретиков и еретичек («ересь» с греческого переводится как «особое вероучение»), пытавшихся конкурировать с официальной церковью, время от времени сжигали в срубах. Два с половиной столетия, с середины XVII века после так называемого раскола, официальная православная церковь преследовала старообрядцев, которые гибли сотнями и тысячами. Великим счастьем можно посчитать то, что в русской истории не было такого явления, как инквизиция (с латинского – «расследование»), от рук которой в западном католическом мире в мучениях, под пытками и на кострах погибли сотни тысяч или даже миллионы их «еретиков». Наши русские красавицы не объявлялись ведьмами, как это имело место на протяжении столетий в некоторых европейских странах – Германии, Испании, Италии, Франции и др. Достоинства наших красавиц использовались по назначению, в том числе и белым духовенством.

Русская православная церковь в борьбе со своими противниками всегда опиралась на мощь государства, которое укрощало силою непокорных. Но бороться с самим государством у церкви не было реальных возможностей. С наступавшей секуляризацией, то есть насильственным превращением церковной собственности в светскую, справиться так и не удалось.

Да и в борьбе с язычеством православная церковь в конечном счете проиграла. Но проиграла не доморощенному язычеству, а импортному, завезенному. Европейское Возрождение и Просвещение, основой которого стало обращение к античной культуре, в XVIII веке добралось и до России. Русским людям не полагалось вспоминать про Перуна, Даждьбога, Велеса и других своих поверженных богов, но во дворцах русских правителей и знати Зевсы, Юпитеры, Юноны, Венеры и все остальные чувствовали себя, как дома. Русские православные храмы стали походить на обиталища весталок и оракулов – древнегреческие или древнеримские храмы. И никто не пикнул!

Язычество напомнило о себе и в последние десятилетия. В разных местах страны возникли языческие общины. Российские неоязычники (новые язычники) нашли много общего с неоязычниками за рубежом, общаются с ними через Интернет. «Современное русское неоязычество также демонстрирует определенное разнообразие, связанное с установкой на моно– (веру в Русского Бога) или политеизм, с особенностями пантеона богов, с ориентацией на ту или иную дохристианскую или нехристианскую религиозную традицию (славянскую, германскую, индийскую ведическую, неоиндуизм). Некоторые русские неоязыческие движения политизированы, но другие демонстративно избегают политики. Вместе с тем большинство из них поддерживают этнонационализм; сохранение природной среды и феминизм их волнуют гораздо меньше», – пишет современный исследователь