В полдень 15 июня 1992 г. у входа в здание восточного и филологического факультетов Санкт-Петербургского университета я впервые встретился и познакомился с инициаторами создания Центра: супругами Тарантовыми – Любовью Борисовной и Юрием Анатольевичем.[19] В ходе долгой беседы под деревьями уже на внутренней территории университета (куда сейчас посторонних не пускают) они объяснили мне свой замысел. Александр Александрович позже добавил к этому объяснению важные штрихи.

Проблема, которую призван был решить Центр, выглядела следующим образом. Среди оканчивающих школу было немало талантливых ребят, происходивших из семей небогатых: научных сотрудников, учителей, врачей, инженеров. А в вузах процветал блат. Им было сложно туда пробиться. Тогда как лучшие специалисты в вузах были заинтересованы, естественно, в одаренных студентах. Центр поиска и поддержки талантов «Интеллект» брал на себя функции посредника между выпускниками школ (и их родителями), с одной стороны, и людьми науки – с другой, с тем чтобы и вузу помочь обрести своего абитуриента, и выпускнику школы помочь попасть именно в самый для него подходящий вуз.

Алгоритм решения проблемы был предложен следующий. По каналам социальной рекламы родителям детей, поступавших в 1992 г. в 11-е классы школ Санкт-Петербурга, предлагали приводить их на бесплатное тестирование. Те, кто показывал высокий результат, затем приглашались на бесплатные занятия по выбранной ими специальности с преподавателями университета и сотрудниками различных институтов Академии наук. Кроме лекций планировались семинары с ученическими докладами, конференции, а также зимняя и летняя школы на базе университетского городка в Петергофе. В процессе такого общения преподаватели должны были присмотреться к своим воспитанникам и тем, на кого «положат глаз», облегчить процесс поступления (между собой мы это называли «белый блат»). Финансировали всё это совместно университет, газета «Невское время» и спонсоры из числа бизнесменов.

Думаю, что Александр Александрович видел в «Интеллекте» проект, аналогичный программе «Великого общества», которая связана с именем Линдона Джонсона. При всей разнице в масштабе обе программы были направлены на то, чтобы выявить и направить на обучение талантливую молодежь из небогатых семей.

Александр Александрович уговаривал ярких лекторов из числа ведущих ученых-гуманитариев почитать школьникам лекционные курсы или хотя бы прочесть отдельные лекции. Именно таким образом были привлечены к участию в проекте академик Александр Михайлович Панченко (1937–2002), Борис Валентинович Аверин, Сергей Акимович Кибальник и другие. Александр Александрович бывал на конференциях «Интеллекта», много и заинтересованно общался с выпускниками весной 1993 г., когда для них был устроен прием в редакции газеты «Невское время». Поскольку зимняя и летняя школы длились по неделе каждая, мне приходилось пропускать по два институтских присутствия. Я в таких случаях даже не отпрашивался, а просто извещал Александра Александровича, что участие в проекте, в который он меня направил, требует этой жертвы. И он меня без возражений отпускал.

Своего помещения у «Интеллекта» сначала не было. Первая лекция из числа запланированных состоялась вечером 26 сентября 1992 г. в здании бывших Бестужевских курсов, на географическом факультете (Васильевский остров, 10-я линия, д. 33, 66-я аудитория). Это была лекция академика А. М. Панченко. Посвящена она была эпохе Ивана Грозного, однако, как и следующие его лекции, содержала многочисленные «выходы» в современность. В ту осень академик был постоянно и крепко не в духе, и от него доставалось по первое число как давно покойным деятелям, так и современникам. Патриарха Никона он обличал так, что человек с воображением мог бы принять академика Панченко за протопопа Аввакума. А в лекции «О русском самозванчестве» он приравнял к самозванчеству любое использование любого псевдонима и исходя из этого принялся бранить всех Гайдаров, которые на самом деле Голиковы: и Аркадия, и Егора, и даже Тимура. Они оказались виноваты перед академиком, в частности, тем, что происходили из Арзамаса – «а это захолустье и, значит, самая что ни на есть кислая дрянь». Я, слушая его лекции, разумеется, обращал внимание на очень интересные наблюдения, относившиеся к русской культуре XVII–XIX вв.; но на школьников его эпатажные эскапады производили столь сильное впечатление, что они ничего, кроме них, не замечали. Питомцы «Интеллекта», как правило, задавали лекторам много вопросов, и по большей части хороших, свидетельствовавших о понимании. Однако академику Панченко воспитанники «Интеллекта» за всё время лекций, на каких мне довелось побывать, не задали ни одного вопроса: его выслушивали вежливо и провожали молча, отстраненно. В конце 1992/1993 учебного года среди «интеллектовцев» было проведено тестирование: чьи лекции им понравились больше. Безусловным фаворитом был у них Б. В. Аверин, я обретался где-то в середине списка, академику же Панченко выставили низшие баллы.