В XXI в. социальный фактор все более влияет на политические процессы, усиливая зависимость легитимности и эффективности власти. Динамичное социальное развитие выступает важнейшим фактором и показателем конкурентоспособности стран, компаний, фирм и отраслей. Практика свидетельствует о том, что эффективность коммерческого использования научно-технических достижений определяется не только уровнем научных исследований и разработок, но и комплексом социальных показателей, составляющих инновационный социальный процесс и являющихся его неотъемлемыми элементами. Достойная жизнь, обеспеченная старость, стабильность, постоянно растущий интеллектуальный, образовательный, нравственный потенциал населения, уровень развитости социального мышления личности и общества, социальная ответственность лидеров, элиты и граждан обусловливают высокую результативность любой общественной системы.

Экономические, политические, военные катаклизмы, переживаемые человечеством с учащающейся периодичностью, свидетельствуют о том, что мир стоит накануне системных трансформаций. Нет оснований для уверенности в безболезненном протекании грядущей метаморфозы, по крайней мере ни у кого не вызывает сомнений, что мировое сообщество будет вынуждено пересмотреть многие, казалось бы незыблемые, установки и ценности.

В этих условиях для России, потерявшей в последние два десятилетия ориентиры социальной перспективы, было бы наименее продуктивным стремиться воспроизвести на национальной почве привлеченный извне проект общественного развития. Тем более бесперспективно обращение нашей страны в ряды трансляторов «прогрессивных» ценностей в сообщество постсоветских стран, культурно-исторически связанных с Россией, претендующей на роль нового интеграционного центpа. Хотя именно такая роль России наиболее приемлема для Запада, переживающего не лучшие времена.

Кризис либеральной демократии, обусловленный сигнатурой осязаемых границ эффективности капитализма аберрацией буржуазной инициативы в финансовую сферу, где деньги, минуя общественное производство, порождают себе подобные вымыванием ее социальной основы «среднего класса», инициирует попытку обрести импульс жизненного потенциала за счет культурно-политической и экономической экспансии в пространства ранее «неосвоенных» территорий.

Так было не раз в истории, когда стагнирующая система, стремясь к регенерации, прибегала к факторам экстенсивного роста. Россиянам, как никому другому, известно влияние расширяющегося пространства («деспотии пространства») на устойчивость политического режима.

Необходимость продвижения идей «Большого Запада» с целью роста «привлекательности главных ценностей» «для других культур» и постепенного возникновения «всеобщей демократической культуры» очевидна не только с точки зрения геополитической, но и в связи с поиском механизмов обретения внутренней устойчивости странами «золотого миллиарда». В предложенном проекте «Большого Запада» «вовлеченная демократизирующаяся Россия» должна занять место периферии западного сообщества. При этом Евразийский союз, в оценке авторов перспективы «всеобщей культуры», «является новой эксцентричной идеей Владимира Путина»1.

Будущее истории, по мнению западных аналитиков, безальтернативно связано с либерально-демократическими ценностями (кстати заметить, понимаемыми однобоко, «по-вашингтонски», так же, как в свое время социализм в иной, небольшевистской, интерпретации был неприемлем для советской партноменклатуры). Китайская или индийская системы культурных ценностей в качестве, по крайней мере, равноправных парадигм культурно-цивилизационного развития не рассматриваются. В лучшем случае им отводится место сегментарного «очага» культуры, представляющей интерес для узких территориальных или национальных локализаций. Такая позиция далеко не бесспорна.