– Алик, я не тупой, понял, все понял. Ты-то почему так испереживался?

– Так ведь вопросы будут разного рода.

– У кого?

– Ну приедут сейчас, кто там? Следователи, опергруппа.

– С чего ты это взял, дорогой?

– Если с ней что случилось.

– Что с ней могло случиться?

– Мало ли. Теоретически.

Заверин, потянувшись, выставил длиннющие ноги, руки закинул за голову:

– Теоретически можно и с дерьма самогонку гнать, а у нас только факты. Спросят – ответишь. Ты ж случайный человек, здесь даже не прописан, какой с тебя прок?

Альберт покосился в сторону Денискина, тот немедленно принялся считать птичек.

– Вот именно, не прописан, – подтвердил со значением сосед, – ну а спросят: что тут делаю, и давно ли, и не слышал чего?

– Как всегда и скажешь: заскочил тетку навестить.

– А ты подтвердишь?

– Поддакну, само собой, – пообещал участковый, – если ничего лишнего не ляпнешь. Вот если ляпнешь, тут уж извини.

Что услышал холеный Альберт в последних словах – неведомо, но он сник, залебезил и в конце концов попросил:

– Сердца на меня не держи.

– Иди уже, а?

Альберт с термосом скрылся за дверью. «Чай, он всегда к беседе располагает», – решил Андрюха и спросил самым простодушным образом:

– Чего это он?

Заверин пояснил, позевывая:

– А ничего нового, простая московская история. Приехал столицу покорять молодой и красивый, в чемодане, кроме шелковых рубашек и носков, нет ни пса. Только нос и кудри. Но бабки московские стали грамотные – вот Женя который год чувства проверяет, расписываться с ним не спешит. Вот Альбертик и нервничает.

Будь на месте Денискина нормальный сержант-подмосквич, менее опытный и более глупый, то обязательно бы спросил: ну эти личные тайны – это понятно, а вот как участковый допускает, чтобы на его «земле» проживал посторонний непрописанный товарищ? Однако Андрюха, не страдавший слабоумием, помолчал, завязал на память узелок, покивал. Все нужное само в свое время скажется.

Далее случилось довольно забавное происшествие. По проезду между домами пробирался желто-синий «козел», без сирены, но с включенной «люстрой». Переваливаясь, отдуваясь и отфыркиваясь, проследовал мимо двадцать третьего дома.

Заверин, приподняв седалище, махнул рукой, потом, поднявшись, махнул обеими – ему в ответ бибикнули, но «уазик» проехал мимо.

– Это как же понимать? – возмутился участковый. – С ума посходили?!

– Догнать? – деловито спросил Денискин.

– Еще чего, бегать. – Заверин решительно поднялся. – Пошли, звякну еще раз. Устрою там.

– Не надо ничего устраивать, – из-за угла двадцать третьего дома появился капитан Яковлев, в руках пузатый портфель. В точности завуч, поймавший за курением оболтусов-восьмиклассников.

Заверин поделился своим возмущением:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Так куда они поперлись, я же ясно сказал…

– Они пусть по своим делам едут, нам пора по своим. Куда тут, на второй этаж?

– Так точно.

– Пойдемте. Что обнаружили?

– Ничего, – угрюмо доложил Заверин.

– Совершенно ничего? – этот вопрос был задан уже Денискину, тот высказался в том смысле, что да, все верно.

Кто его знает, что имеет в виду руководство? Если под «чем-то» считать труп, кровь и прочее, то да, ничего не обнаружили.

И снова поднялись на этаж, и уже Яковлев позвонил в дверь Евгении-Жанны, вежливо извинился и попросил еще раз обоих граждан «постоять», как он выразился. Денискину же предписал «побыть» с Натальей Кузьминичной. Жанна, на поверку оказавшаяся теткой хоть куда, велела перед уходом:

– Чайку попейте. Конфеты, сушки, в буфете малиновое варенье.

Капитан, участковый и соседи ушли, Андрюха, взяв чайник, предложил гражданке Джумайло, но та призналась: