— Рост скорее метр восемьдесят пять, — уточняю я. — Телосложение, действительно, спортивное, массивная шея. Над правым глазом небольшой шрам. Старый. Только небольшая белая точка осталась, как будто от ветрянки. Брови темные, кустистые, он явно брюнет. Нос длинный, греческий.

— Секундочку, — прерывает мой монолог следователь. — Преступник был в маске. Какой нос?

— Длинный, — повторяю я. — Маска была, да. Но она же обтягивала лицо, то есть можно легко догадаться о форме носа.

— Камилла Вячеславовна, мы тут серьезными делами занимаемся, а не догадки строим.

Я вздыхаю, но сдаваться не собираюсь. Беру со стола молчаливого Игоря чистый лист, вытаскиваю карандаш из пластикового стакана и начинаю рисовать.

Форма головы мне дается легко, маска плотно прилегала, значит объемная шевелюра сразу отпадает. Возможно, наш преступник вообще лысый. Глаза, нос, губы — это тоже легко. А вот над формой скул я застываю, пытаюсь вспомнить каждую мелочь, насколько плотно прилегал материал маски, а где, наоборот, топорщился. В итоге рисую острые скулы и мощный подбородок.

В какой-то момент Игорь встает со стула и пристроившись за моей спиной, тщательно следит за прогрессом. В глазах интерес. А вот Алексей Григорьевич всем своим видом излучает скепсис и когда я заканчиваю, выдает:

— Отличные художественные способности, не спорю, как и воображение. Но к нашему преступнику ваш портрет вряд ли относится. Мужчина был в маске! Как вы нам предлагаете ориентировку разослать? Со словами “возможно”?

— Почему бы и нет, — не хочу отступать. — Можете вообще ничего не рассылать, а оставить для себя. Если, конечно, планируете его ловить.

— Повешу над столом рядом с портретом президента, — язвит он.

— В любом случае, это лучше чем ничего, — вступается за меня Игорь. — Спасибо за помощь, Камилла Вячеславовна.

Следователь бормочет что-то про бестолковую молодежь и махнув на нас рукой выходит из кабинета.

— Не обращайте на него внимания, — говорит другой мужчина. — Григорьич мужик серьезный, ему голые факты подавай, догадки он не любит.

— Ну и зря, — обиженно соплю, забирая листик со своим художеством. Пусть сами ищут преступника, раз такие умные. Вот же зануда, воображение мое ему не понравилось. Всегда так… пытаешься искренне помочь, а в итоге еще и виноватой остаешься. — Я, пожалуй, пойду.

Не то чтобы у меня до этого было приподнятое настроение, но Алексей Григорьевич его испортил окончательно.

— Я вас провожу, — вызывается Игорь.

Можно подумать, я без него сверну не туда в прямом, как кишка, коридоре. Но вслух я ничего не говорю, только благодарно улыбаюсь.

— Вы художник? — интересуется по дороге мой провожатый. — Где учились?

Я сообщаю ему название художественной школы, куда я ходила еще будучи подростком и даже говорю про незаконченную учебу на архитектора. Вряд ли он слышал о нашем вузе, тем более об обычной художественной школе в провинциальном северном городке, но раз спросил — мне не жалко.

— А сейчас рисуете?

— Рисую. На заказ в основном.

— Здорово! И много нынче платят художникам?

На этот бестактный вопрос я решаю не отвечать, тем более, что мы как раз дошли до проходной.

— Удачи вам в поисках преступника, — машу ему рукой на прощание.

— Спасибо. С вашей помощью нам теперь будет проще его найти.

Как только я оказываюсь на улице и вдыхаю свежий ночной воздух, раздражение от разговора со следователем понемногу проходит. Я со своей стороны сделала все, что могла, остальное уже их работа. Тем более, им еще предстоит встреча с Суворовым. Уверена, он уже летит сюда ближайшим рейсом. Вот уж не завидую я Алексею Григорьевичу, Роман Дмитриевич тут всех на уши поднимет и заставит землю носом рыть. Мысль, последовавшая за этим, заставила меня остановиться посреди дороги.