Маленький рот Ганса расплылся в улыбке с ямочками.

«Черт».

Он весь был – белые зубы, и черные ресницы, и торчащие черные волосы, и при этом я должна была сдерживать желание лизнуть его кожу, чтобы почувствовать, насколько она соленая.

Ганс, смеясь, поднял руку.

– Ладно. Даже не буду начинать про эту чертову дверь. Нет, не Джек. Джим Кэрролл, из «Дневника баскетболиста». Самый вдувабельный Лео из всех.

Откинув голову, я заверещала.

– Господи боже! Я совсем забыла про этот фильм! Рок-звезда и наркоман! Кто бы говорил! Идеально!

– Что? – переспросил Ганс, пожимая плечом: – Тебя совсем не тянет к музыкантам?

Его взгляд был слишком настойчивым. Вопрос – слишком уж прямым. Я отвела глаза и начала копаться в сумке, стараясь отыскать сигареты и ответ на его вопрос получше, чем «ну да, бывает».

Засунув в зубы сигарету и частично восстановив спокойствие, я снова поглядела на Ганса.

– Только к тем музыкантам, у которых есть тату и которые умрут за меня, – пошутила я.

«О-о-о. Отлично сказала».

Ганс улыбнулся и вытащил из кармана черную зажигалку. Когда он щелкнул ею, между нами вспыхнул крошечный язычок пламени. Я наклонилась к нему, отметив, как мерцающий свет смягчает суровые черты Ганса. Он тоже наклонился. Он смотрел на мои губы. Его язык облизнул нижнюю губу. По моему телу пронеслась волна адреналина. Легкие наполнились горячим дымом. И тут Ганс отстранился.

Убирая зажигалку обратно в карман, он сказал:

– С этим я справлюсь.

Выпуская струю дыма и пытаясь осознать, что за херню он только что сказал, я вдруг бросила взгляд на его часы на широком черном ремешке, которые блеснули в свете фонаря.

– Черт, – схватив Ганса за запястье, я повернула часы к себе. – Я должна быть дома в полночь, а еще надо по пути забросить Джульет. Мне пора бежать.

Лицо Ганса вытянулось, но он понимающе кивнул. Спрыгнув со стены, он повернулся и оказался между моих ног. Второй раз за двадцать минут мне пришлось подавить в себе желание обхватить ногами его талию. Положив свои ручищи мне на бедра, Ганс захлопал на меня своими длинными черными ресницами. Мои трусики окончательно пропали.

– Хочешь, чтобы я проводил тебя до машины?

«Нет. Я хочу, чтоб ты наклонился на несколько сантиметров вперед и, на фиг, поцеловал меня уже. Я хочу, чтобы ты снова задрал мне юбку и прижал меня к этой стене. Я хочу, чтобы ты снова сказал мне, что я красивая, и уже отвез меня в Лас-Вегас и женился бы на мне».

– Не-а, – сказала я, поднимая сигарету повыше, чтобы дым не попадал нам в глаза. – Меня там прикроет Старый Вилли на углу. Все нормально.

Темные брови Ганса взлетели вверх.

– Ты же шутишь, правда?

– Почему вы все это говорите?

Ганс легко поднял меня за талию и поставил на землю. Как только мои ноги коснулись земли, сердце пронзила острая боль. Вечер закончился.

Мы с Гансом отыскали Джульет, которая, допивая третью банку пива, весело болтала с Трипом. Он изображал лунную походку, поставив себе на лоб пустую бутылку из-под шампанского. Этот парень не мог не играть. Прежде чем мы успели уволочь Джульет, Бейкер, Луис и Трип подошли и обнялись с ней на прощание.

Джульет – не про обнимашки.

Джульет – не про людей вообще.

Но Джульет оказалась полна сюрпризов. Она не только обнялась со всеми парнями, она еще обхватила Трипа рукой за шею и громко, смачно чмокнула его в щеку. И прошептала ему на ухо что-то неразборчивое.

Повернувшись к Гансу, я шепнула ему, хихикая:

– Тебе не кажется, что она сказала: «Пони, будь золотым»?

Хохотнув, Ганс прижал меня к себе.

– Очень на это надеюсь. Он чем-то похож на пони Ральфа.