Пока едем в лифте, а потом идем через вестибюль к машине, я нежно, почти по-братски обнимаю мою дорогую жену и вкратце пересказываю ей разговор с Федей. Она вскрикивает и прикрывает себе ладошкой рот. А в глазах, смотрю, - слезы. Много для нее волнений – понимаю. Она еще не вполне пришла в себя после родов и последующих событий, похоже. Завершаю ободряюще:

- Я еще не согласился.

Но она тут же сама начинает мне говорить, чуть ли не просить:

- Помоги им, Игорь, пожалуйста! Сделать это через больницу – нисколько не стыдно или неловко. Пусть у них тоже будет такое счастье, как наши мальчики.

Вот это да! - думаю. Я бы на ее месте устроил мне скандал. Очень большой. Просто огромный.

- И тебя не будет смущать, например, что дети Денисовых и Ивановых будут на одно лицо?!

- Это совершенно не обязательно, - скороговоркой отвечает Оля, – они могут вырасти похожими на Леночку. И вообще дети прекрасны все, на кого бы они не были похожи. Если ты будешь так великодушен, что поможешь им, я буду любить тебя еще больше.

С этими словами она торопливо чмокает меня в щетинистую щеку, садится в Лексус позади Семена и уезжает кормить наших киндеров. Вот это да! – повторяю мысленно, таращась на удаляющуюся машину. Неожиданно. Ну, вот попробуй не быть великодушным рядом с такой женой! Ни зависти нет в ней, ни собственничества. Всем готова помочь. Золотой характер.

Честно говоря, я надеялся, что она откажет. Сразу, без всяких обсуждений. Я бы и настаивать не стал. Но теперь уже ничего не попишешь. Поворачиваюсь и тут же натыкаюсь на выразительный взгляд стоящего поодаль Федора. И понимаю, что мне, вернее заводу он сам сейчас очень, очень нужен, так что без вариантов.

Тот самый Федя, которого я пару раз в сердцах воспитывал кулаком в лицо, но который так ни разу и не направил на меня свой наградной пистолет. И, зная лично обо мне всю подноготную, вплоть до того, сколько раз за ночь я окучил свою первую жену, этим не воспользовался, даже не намекнул.

- Пойдем, Федь, - говорю я, приглашая его за собой.

Он оглядывается на припаркованную машину такси, в которой, как я предполагаю, сидит его Лена. А мы идем в небольшой парк, разбитый за проходной. Погода совсем весенняя – солнце, небо голубеет, снег тает.

Сглатываю комок в горле и сообщаю о нашем с Ольгой согласии на мое участие в расширении семьи Ивановых. Вижу, как светлеют глаза Феди и мягче делается выражение его лица.

А я внутри себя от всего этого прямо дрожу, и во рту пересохло. Странно все это. Как будто есть в его просьбе какой-то скрытый подтекст. Или это меня так тема детей заводит – что бы я делал без моих дорогих мальчиков Марика и Вани?

Короче, меня выбрали на почетное дело, и поэтому мне стоит надуть щеки от сознания собственной значимости, а не копаться в причинах. Мысленно считаю до десяти, чтобы немного успокоиться. Потом рассказываю Феде о том, что сейчас выяснилось о ситуации на заводе и о моих опасениях.

- Вы с Леной еще не оставили идею о семейном детективном агентстве? – спрашиваю.

- Нет.

- Тогда вот тебе первое дело: главный бухгалтер в момент слияния компаний крайне подозрительно себя ведет, улетела в жаркие страны и не доступна для звонка. Пойми: я не просто так Ольгу из декретного отпуска вызвал, отрывая от наших сыновей и Ксюши. Скоро подведение итогов года, самый важный бухгалтерский отчет, и документы из регистрационной палаты еще не вышли, а тут...

Я продолжаю, сообщая, что наметил сделать с идиотом-замом. Федор вглядывается мне в лицо, словно обдумывает какую-то новую мысль, и неожиданно начинает его защищать: