— Давай, давай помогай, здоровый лось, — это врач мне. — Хочешь, угадаю: вы поругались вчера? Так это и бывает. Сейчас ей нужен ритмичный прилив крови к голове. Или ты рассчитываешь, что она умрет, пока у меня руки отдыхают?
Нет, этого я не хочу. Но я никогда не бил женщин. Прости, Эри. Пощечина. Справа. Слева. Это тебе необходимо. И за это прости.
— Сильнее! — подзуживает врач. — Подумай, кого обвинят, если мы ее сейчас не оживим. А я очень не хочу задерживаться здесь для дачи показаний. Это мой последний вызов за смену. Я сутки почти не спал.
И я под руководством доктора луплю по щекам собственную жену. Бесконечно долго... И вот счастье — она шевельнулась! Слабый стон звучит музыкой. Встаю, шатаясь. Оказывается, это трудно и физически — не те мышцы, видимо, тренировал. Дальше ней опять занимается опытный врач. У меня руки трясутся. Бью со всей дури в стену. Больно.
Эрику переодеваем, ведем под руки в туалет, уговаривая, как ребенка, потом опять кладем на диван. Подключают капельницу. Врач оставляет лекарства и записи, куда что колоть и что делать. В документах причину вызова записал — обморок беременной. Ему пора.
Благодарю морально и материально и беру личный номер его телефона — не дай, Бог, понадобится.
После отъезда медиков в дверях гостиной вижу Ольгу. Румянец во всю щеку. Веснушки. Глаза сияют, — точно светлее стало вокруг. Руки красивые. И крутые бедра под платьем, я их помню. А груди — это вообще... Так, спокойно, Игорь. Сейчас не время и не место для эротических фантазий. Тупо таращусь в окно, чтобы успокоиться, словно там что интересное есть. А хочется смотреть на Ольгу. На мать моих детей. Будущих, но реальных.
Оказывается, дед спросил, и она объяснила звуки ударов так: Фатима отбивные готовит. Оборачиваюсь на опухшие багровые щеки жены и мысленно соглашаюсь — похоже. Надеюсь, Ольга не поняла, что было с Эри, и что именно мы с ней делали. Не даю ей войти, выхожу сам, говорю:
— Мы с Федором сейчас по-быстрому завтракаем и уходим наверх заниматься делами. На работу сегодня не поеду. Эрику нельзя тревожить, ей вкололи снотворное, пусть спит. Все хорошо. Иди, успокой Карла.
— Федор, сейчас будем обыскивать дом. Начнем сверху. Похоже, мы не то искали раньше.
— В смысле?
— Мы с тобой пытались найти упаковку с лекарствами из аптеки. А после сегодняшней ночки, думаю — это может быть любая дурь, к сожалению. Может, спайсы какие-нибудь или еще что. Мы с тобой в этом деле не шарим, поэтому берем пустой ящик и складываем в него все, что может оказаться... этим самым. Блин, язык не поворачивается назвать.
Короче, любые порошки, травки и жидкости. Ну, и таблетки, разумеется. Я где-то слышал, что похожий эффект может дать не одно вещество, а комбинация из нескольких. Например, она не знала, что какие-то вещи нельзя смешивать. Потом будем разбираться. И тебе же не надо напоминать, что никто не должен узнать версию доктора? Иначе я же тебя...
— И в аду найдешь? — ерничает мальчик.
Что-то он нервный сегодня. Ну, ладно, выпусти пар, болтун.
— Да. Спущусь из рая, отомщу и вернусь назад.
— Ага, да понял я, понял. Но и ты тоже запомни: еще раз меня ударишь — отвечу. Прямо по тыкве прилюдно и получишь. Со всяческим уважением. Не забывай, что я в армии в воздушно-десантных служил, кое-что могу. Просто мечтаю ответить на это, — указывает на замазанные тональником и заклеенные бежевым пластырем ссадины.
— Я вроде извинился, Федь. Разве нет? В конце месяца в конверте точно увидишь мои извинения. И за испачканный костюм — тоже. Эмоциональная нестабильность — это у нас семейное, — вздыхаю. — А бабы говорят: шрамы украшают мужчину.