Появление Олева Киви и банды его ассистентов было встречено вставанием.

Я тоже встала – с трудом подавляя в себе желание убраться из этого симфонического склепа. Пока не поздно.

Но было поздно.

Олев Киви устроился на стуле, притянул к себе свой инструмент – и пытка началась. К окончанию сюиты

№ 1 я сгрызла все ногти на левой руке и перекинулась на правую. Потом – только для того, чтобы не заснуть, – начала размышлять о провокационной сущности виолончели. Эта бандура выглядела довольно эротично, равно как и поза, в которой пребывал эстонец. А на последних тактах сюиты я вдруг вспомнила скабрезную хохму, которую на плохом русском отпустила как-то Анне Раамат, звезда эстонского любительского порно: «Вопрос: Женщина, которая занимается своим делом с раздвинутыми ногами? Ответ: Виолончелистка».

Раздвинутые ноги как-то примирили меня с тусклой филармонической действительностью, но то, что произошло дальше, выглядело совсем уж нереально.

Олев Киви посмотрел на меня.

Это был не случайный взгляд, нет, скорее – заученный поворот головы. Его глаза впились в меня, как впивается заноза в пятку, смычок соскочил со струн, и бурный финал на секунду оказался скомканным. Он не спускал с меня глаз во время продолжительных аплодисментов, переходящих в овацию. И неизвестно, чего в этом полуобморочном взгляде было больше – удивления, ненависти или смертельного обожания. Я почувствовала себя голой. Голые руки, голые ноги и – самое главное – голая задница, уткнувшаяся в развороченный муравейник.

Вот это номер.

Стервец Стас Дремов, даже если он темнит, оказался прав на сто процентов: эстонские симфо-интеллектуалы просто млеют от неухоженных волос. Или Олев Киви при кажущемся здоровье подслеповат и забыл свои контактные линзы на краешке унитаза в гостиничном номере?..

За Бахом последовали указанные в программке товарищи. Воспаленные глаза эстонца подстерегали меня за каждым поворотом музыкальной темы. Устав от домогательств, я занавесилась ресницами и молила только об одном: пусть скорее закончится это бесконечно-паточное, как цыганские козинаки, отделение.

Хвала всевышнему, отделение закончилось еще до того, как я успела состариться, потерять всякую сексуальную привлекательность и купить себе вставную челюсть. И я была первой, кто выскочил из зала, едва не сбив сомлевшую продавщицу компакт-дисков.

А теперь прочь отсюда! Только под страхом гильотинирования я еще когда-нибудь войду под своды этого бога-в-душу-мать храма искусств.

…На улице перед филармонией я сразу же увидела Стаса.

Стас угрожающе улыбнулся и ухватил меня за рукав.

– Куда направляешься, голубка Варенька?

– Вот… Решила подышать… – проблеяла я. – Слишком много впечатлений для моего неокрепшего организма.

– А я было подумал, что ты бежать решила. – Он видел меня насквозь, мой идейный сутенер. Прикидываться бесполезно.

– Если честно, то от классики у меня может развиться ложная беременность. Будь милосерден, Стасевич!

Договорить я не успела: он уже тащил меня к своему покоцанному джипу. Водрузившись на пассажирском сиденье, я вытащила сигарету и вопросительно посмотрела на Стаса. Но он даже не подумал поднести мне зажигалку, напротив, отобрал всю пачку и без сожаления выкинул ее в окно.

– О куреве придется забыть, детка. Хотя бы на период токования с клиентом. Курящих женщин он на дух не переносит.

– Ты-то откуда знаешь? – Я с сожалением посмотрела на бедненькую пачку «Vogue», нашедшую последний приют в луже.

– Знаю, – продолжал темнить Стас. – Возьми-ка вот это.

Он протянул мне не к ночи помянутые контактные линзы.