Она покачала головой, я неуклюже поддевал когтями мясо и сыр, все отправлял в пасть. Когда почти ничего не осталось, создал еще, но, мне кажется, на это уходит больше калорий, чем получаю, так что если буду создавать еду и есть, скоро околею от голода.

Мириам наконец разжала плотно стиснутые губы.

– Как ты это делаешь?

Я ответил удивленно:

– Как все. А ты разве делаешь не так?

Она покачала головой.

– Мы так не умеем.

– Бедные существа, – сказал я сочувствующе. – Это же так просто… Может, попробуешь?

Она снова покачала головой.

– Даже пытаться не буду.

– Ладно, – сказал я с глубоким сочувствием, – бери, ешь.

Она спросила нерешительно:

– Может быть, это еда драконов? А люди от нее мрут?

– Проверь, – предложил я. Она смотрела задумчиво, колебалась, я сжалился и пояснил: – Да не околеешь, говорю! Я еще цел, видишь? А ем это вот часто. Тебе ничего не будет, ты же человек! А человек – это такая тварь, все жреть, ни одна свинья не станет… Не трусь, ты же рыжая!


Я исхитрился взять чашку с кофе, как раз хватило капнуть на язык, натужился и создал большую глиняную миску. Мириам вздрогнула, когда та наполнилась темно-коричневой жидкостью, но я не обращал на женщину внимания, тут удержать бы миску, не пролить на себя, а запах крепкого кофе сводит с ума…

Когда наконец поднял взгляд на Мириам, она опасливо жевала тонкий ломтик изысканного карбоната, но держала так, чтобы сразу отбросить, если тот вдруг вцепится ей в губу.

– Кофе будешь? – спросил я.

Она поняла по моему взгляду, о чем я, затрясла головой.

– Ни за что!

– Почему?

– Это для драконов!

– Вообще-то да, – согласился я. – Стоит выпить пару мисок, сразу драконом себя чувствуешь.

Я не торопил и не мешал, положившись на извечное любопытство женщины, Мириам при всей осторожности перепробовала все, кроме кофе, а нежнейший сыр, создаваемый уж не знаю по какой технологии, жевала с таким наслаждением, что закрывала глаза и нежно плямкала влажными губами.

Вечерний воздух теплый, густой и сочный, я надеялся с этой великолепной площадки полюбоваться величественным закатом, но небо затянуто какой-то мутной дрянью вместо облаков, солнце беспомощно утопает, как в болоте. Затем и вовсе его закрыло грязно-серым занавесом, я угадывал местоположение светила лишь по багровому пятну, что сползает к горизонту.

Внизу пролегла глубокая тень, но крохотные огоньки проступают сквозь густеющую тьму, и легко подумать, что тысячи и тысячи всадников скачут по степи, держа в руках горящие факелы…

Мириам, закончив с трапезой, деликатно облизала пальцы, тихонько вздохнула.

– Рад, что тебе понравилось, – сказал я.

Она смотрела на меня неотрывно, в ее огромных серых глазищах возникало и гасло странное выражение. Я ощутил некоторую неловкость.

– Че таращишь глазки? Они у тебя просто дивные… Никогда не видел таких крупных.

Она вздрогнула, возвращаясь в этот неустроенный мир.

– Да так… Все никак не могу привыкнуть, что ты разговариваешь. Да еще так красиво.

– Я? – удивился я. – Красиво?.. Был бы я человеком – обиделся. Все ваши самцы предпочитают говорить коротко и грубо. Так вы вроде бы сильнее. А мы, драконы, да… говорим красиво. Мы даже петь умеем? Хочешь, спою?

Она вздрогнула, отшатнулась.

– Нет-нет!

Я сказал великодушно:

– А то смотри, я добрый. Стоит меня только попросить. Спою, еще как спою. А если после сытного обеда, так вообще…

Она сказала со слабой улыбкой:

– Постараюсь не кормить тебя досыта.

– Что ты за женщина? – спросил я с укором. – Все женщины всегда стараются накормить мужчин досыта. Мы тогда глупеем, из нас можно веревки вить.