Очень Андрею Николаевичу хотелось бы, чтобы было именно так, вот только не очень-то ему в это верилось. Он снова поднял оптику и уставился на пыльное облако. А сам и спрашивает:

– Миша, а сколько там до Кытлыма?

Охотник поворачивается на запад, смотрит на горы.

– Часа два ещё.

А Горохову кажется, что там, вдали, не пыльное облако, а… два пыльных облака. Конечно, он пока не может быть в этом уверен, но ему так кажется, и этого для него вполне достаточно.

Охотники вряд ли будут жечь топливо вот так бестолково, гоняя по степи группами, они бы собрались в одну машину и поехали.

– Фёдор! – кричит Горохов, не убирая оптического прицела от глаза. – Заводи мотор!

Водила опять что-то бурчит злое, а сам не спешит лезть в кабину. Вот только теперь, когда ситуация, кажется, обостряется, уполномоченный не собирается миндальничать с этим уродом, он прячет оптику и, спрыгнув с камня, идёт к машине; и говорит весьма убедительно:

– В машину, полудурок, быстро, иначе останешься здесь.

Миша тоже спешит к грузовику, и когда Федя завёл мотор, все уже уселись на свои места. И Горохов говорит Фёдору:

– Нам нужно быть в Кытлыме через час.

– Да как?! – едва ли не орёт водитель.

– Да вот так! – спокойно отвечает ему уполномоченный.

– Я машину угроблю! Ты этого хочешь?

– Ничего ты не угробишь, а вот я тебя точно выброшу из машины, – на этот раз сказано это было сквозь зубы. – Поехали.

– Блин! Миша, будь ты, блин, проклят! – ругается Фёдор зло. И тут же срывается на нытьё. – Ну как же мне не повезло!

Только умение держать себя в руках не позволило уполномоченному ударить его, а иначе… С каким удовольствием он заехал бы этому уроду в тыкву… Пару раз. Но вместо этого он поворачивается к охотнику и говорит:

– Как приедем, если захочешь, Миша, можешь его убить. А то он тебе потом жизни не даст.

Миша встрепенулся, уставился на Горохова удивлённо и говорит:

– Да не буду я его убивать.

А Горохов и говорит с заметным разочарованием:

– Ну и зря, я бы его убил, – и добавляет: – С удовольствием, – а потом, поглядев на Фёдора, продолжает уже грубо: – Ну давай, давай, притопи. Мы торопимся.

Теперь ехать не так комфортно. Машину трясёт, всё-таки она идёт по бездорожью. Но уполномоченный готов это терпеть. Солнце уже начало опускаться за горы, теперь оно светит прямо в лобовое стекло, стекло сверху, как и положено, затемнено, но это помогает мало, поэтому Горохов выкручивает кондиционер на максимум, и плевать ему, что он стал чем-то позвякивать внутри, и плевать на злые взгляды Фёдора, пусть хоть лопнет от злости, уполномоченный пьёт воду, снова курит и, отодвигая заслонку на заднем окошке, то и дело смотрит из кабины назад.

Нет, пока клубы пыли ещё не видны. Но это ничего не значит. А через полчаса Федя, видно, устав сидеть молча, снова начинает ныть:

– Гоним и гоним… Мотор уже начал греться! Надо потише ехать.

Горохов глядит на градусник. Стрелка едва подползла к красному сектору на циферблате.

– Нет, не начал, езжай с той же скоростью, – замечает ему уполномоченный, – нам нужно торопиться.

А Фёдор продолжает нытьё:

– Нельзя так гнать, камень пошёл, налетим ещё, так встанем тут…

– А ты не налетай, – отвечает Горохов. – Смотри, куда едешь.

Шубу-Ухай, обычно не встревавший в их разговоры, тут заговорил:

– Ты бери вправо, – он указывает рукой на длинный, пологий песчаный подъем, уходящий в горы, – вон к тем пескам.

– Так ты, что, хочешь, чтобы я вас прямо в горы завёз? – опять причитает водитель. – Прямо до развалин, что ли?

– Так туда все ездят. Кытлым там, – немного удивлённо произносит охотник.