Как свидетельствуют археологические источники, уровень социально-экономического развития у племен в эпоху бронзы, как перешедших впоследствии к кочевничеству, так и сохранивших традиционное хозяйство, был в среднем практически одинаков. Итак, развитие скотоводства в рамках комплексного хозяйства не приводило обязательно к кочевничеству. Не известны случаи массового перехода народов, имевших развитое животноводство, к кочевничеству и в позднейшие эпохи, за исключением отдельных групп населения или племен (например, часть лесных монголов, тувинцев и др.), обращавшихся к кочевничеству под влиянием сильных соседей. То же можно сказать и о некоторых народах тропиков (например, многие обитатели Восточной Африки), о скотоводах Северной Америки, где очень развитое животноводческое хозяйство не вылилось в настоящее кочевничество, а средства к существованию получали не только, но и зачастую не столько от скотоводства, сколько от других видов занятий: земледелия, охоты и др. Следует также отметить, что кочевники, переселяясь на новые места, где природные условия благоприятствовали земледелию, нередко оседали и начинали вести комплексное скотоводческо-земледельческое хозяйство, в котором было довольно много скота. Эта особенность противоречит высказанному в литературе предположению о том, что рост поголовья стад может вызвать перерождение комплексного хозяйства в кочевническое.

Кочевничество возникало, развивалось и существовало главным образом там, где исчезали или отсутствовали возможности для достаточно продуктивного, хотя бы мотыжного земледелия. На протяжении истории у кочевников была тенденция к оседанию на землю, но зачастую, встречая существенные препятствия, не реализовывалась, так как оседание могло быть связано с потерей независимости и подчинением государствам оседло-земледельческих областей.

Переход к кочевничеству, очевидно, произошел первоначально отнюдь не всюду, где впоследствии господствовало экстенсивное скотоводство, а в первую очередь в «критических зонах», где вести мотыжное земледелие стало особенно трудно[1]. Кочевая жизнь, а возможно, и некоторые хозяйственные затруднения приводили к столкновениям с соседями, войнам. Становление кочевничества сопровождалось большими изменениями в социально-экономических отношениях. Неуклонно возрастала имущественная и усложнялась социальная дифференциация. В кочевничество вовлекалось соседнее население, возникал как бы «цепной процесс», при котором захватывались местности, где комплексное хозяйство все еще продолжало бытовать. Часть племен, вовлеченных в этот процесс, оставалось кочевниками; часть, переселившись в новые места, возвращалась к своим традиционным занятиям или при благоприятных условиях переходила к плужному земледелию.

В литературе рассматриваемый этап получил название «ранних кочевников». В целом термин удачен, хотя и не раскрывает всего многообразия исторических процессов в комплексном хозяйстве племен «горно-степной бронзы» по мере разложения последнего. Все особенности этого сложного явления сегодня выявить еще нет возможности, но по имеющимся данным «раннее кочевничество» не было единым по типам и формам. Одни народы, подобно многим племенам, входившим в союз хунну, были в полном смысле этого слова кочевниками, и их быт соответствовал условиям их образа жизни. Другие – алтайские и часть европейских скифов, племена ариев, переселявшиеся в Южную Азию (да и не только они), – хотя и вели из-за переселений и условий хозяйства подвижную жизнь, сохраняли в быту многие черты полуоседлости: керамику собственного производства, громоздкую утварь, металлургическое производство, неуклюжие повозки; имели значительное поголовье крупного рогатого скота и т. п. Не исключена, например, возможность, что подвижность скифов была связана не столько с их хозяйством, сколько с военным бытом. В таком случае отгонным скотоводством могла заниматься молодежь, для которой это занятие было одновременно и военной школой