Когда ты всего лишь одинокий человечек, брошенный с рождения или злые обстоятельства жестоко поиздевались, приспособиться неимоверно трудно, тем не менее рано или поздно это происходит. Но если к имеющимся бедам добавляется борьба за жизнь, а у человечка никого за спиной… Никого кто станет надёжным, непотопляемым якорем в самые тяжёлые дни, в которые просто невмоготу терпеть, когда воешь не столько от боли, сколько от безысходности, когда не понимаешь почему должен на следующий день открывать глаза и продолжать бессмысленную борьбу, ведь заранее известно — победителя нет (не хочется произносить вслух, что победителем выйдет не человек). Мы, взрослые, сталкиваясь с неизлечимым недугом опираемся на нуждающихся в нас близких, вытаскиваем из себя все возможные причины для сражения, ставим перед собой масштабные цели, добиваться которых научились в процессе жизни, мы знаем, что такое победа и каково на вкус поражение, у нас накоплены необходимые навыки, умения и жизненный опыт. На что или кого опираться ребёнку-сироте? Вы знаете? Я — нет. Я вообще не понимаю, как у них получается выжить. Как… Взрослые мужчины и женщины не выдерживают и ломаются, имея поддержку друзей и родных. Почему же дети не ломаются, не имея рядом никого? Иной раз совсем страшные мысли посещают мою неугомонную голову: маленький человечек, выигравший битву, всего лишь получает отсрочку, ибо кто ведает сколько времени и сил будет положено до окончания его войны. И какой ценой он выкупает каждое из сражений.

Я не выдержала морального бремени и погрузилась с головой под воду, задерживая дыхание пока терпели лёгкие, пока не застучал пульс в ушах, пока не почернело под зажмуренными веками, под которыми давно черно. Вынырнув, жадно глотала воздух и перестала сдерживать безудержные рыдания. Схватившись ладонями за бортики ванной, подтягивая согнутые в коленях ноги к груди, я плакала долго, до тех пор, пока слёзы не кончились сами. И вот так теперь всегда. Стоило вспомнить о девочке без ноги, меня срывало в бездну отчаяния.

…Однажды я вызнала у Геры телефон директора одного из детских домов нашего города, в который бывший муж ежемесячно отправлял денежную помощь. Людмила Геннадьевна всю профессиональную жизнь курировала детей-инвалидов. Сейчас я отчётливо понимала, что выбрала совсем неподходящее время для погружения в гнетущую атмосферу, требующую неимоверной стойкости и крепости духа. Но тогда под влиянием сиюминутного порыва, угнетённая холодностью Геры и тяжело переживая в одиночку, без поддержки случившийся выкидыш, я решила съездить и посмотреть своими глазами как жили дети-сироты, как проводили свой досуг, чем увлекались. Подольский никогда глубоко не вникал в их быт, интересы, не снисходил до общения, делая исключение лишь для директрисы. Он довольствовался сухими цифрами. «Нужна энная сумма? Не проблема. Обоснуйте и я вам её предоставлю», — такова его жизненная позиция, касающаяся вопросов благотворительности.

Я никогда не понимала, почему он не интересовался судьбой тех, для кого сам невольно выступал ангелом-хранителем. А меня волновало именно это. Хотелось копнуть глубже, погрузиться, вникнуть чем кроме денег можно было помочь. Нужда взглядов глаза-в-глаза, поведанных трагедий, стук детских исстрадавшихся сердечек гнала меня прочь из особняка. И я с открытой личной раной добровольно шла туда, откуда невозможно выйти прежним человеком. Если бы кто-то остановил меня за руку тогда…

Закрывая глаза, я часто видела её взгляд. Не придумали таких слов, чтобы его описать. Необъяснимое сочетание внутреннего стержня с отсутствием надежды. Глядя на ту девочку, неожиданно настигало понимание, что слова не нужны. Она заранее предвидела всё, что люди собирались ей сказать. Знала правду, не ждала чуда, не ждала родителей, не надеялась на помощь. Строила планы, мечтала вырасти и выучиться, хотела стать хирургом, чтобы помогать детям, родившимся с увечьями, таким же как она.