Господи, что творю, куда лезу? – тихо и, наверное, правильно паниковала я.  Хотя пока же ничего страшного? Если что – отработаю назад.  Завтра пообщаемся с их командиром, а там… там уже будет видно.

   Сержант устроился рядом с возницей, оставив мой комфорт на мое же усмотрение.  Почему-то это не задело.  Реакцию мужика на дикую для него ситуацию я отлично понимала.  Скорее всего, благородная с виду дама в действующих войсках почти то же самое, что баба на корабле.

   Телегу жестко потряхивало. Чувство такое – откроешь рот и на очередном подскоке отхватишь себе кусок языка.  Большой тракт был накатан лучше, да и рессоры дилижанса отрабатывали, но и там…  О хороших дорогах здесь речи вообще не шло, потому что мощеные булыжником улицы тоже… то еще испытание для ног.

    Оставив позади последние унылые каменные домики населенного пункта, мы въехали в лес и сразу нахлынула прохлада и пошли совсем другие запахи…

    С запахами тут была отдельная история.  У нас они не такие агрессивные. Бывает, конечно, но скорее, как исключение. А здесь градация по шкале интенсивности просто зашкаливала.  Не просто неприятный запах, а сразу – вонь.  Если запах еды, то или исключительно аппетитный, или отвратительный.  Духи мужские и женские – удушающей плотности.  А запахи человеческого и лошадиного пота витали рядом практически постоянно, причем женский был особенно резким и неприятным.  Привыкнуть к этому было нельзя. И все-таки запахи - мелочь.

    Любые неудобства, если они просто неудобства, а не тяготы и лишения, вполне себе терпимы.  Труднее для меня оказалось другое - осознать.  И почти невозможно - смириться.  Потому что всё здесь было непонятным и чужим, а значит страшным.  Я была ребенком в черной комнате – потерянным и беззащитным.  Растерянность, паника... возмущение!  Меня просто поставили перед фактом, принудив к жизни здесь и воспринималось это, как насилие над личностью.  И естественно, вызывало протест.

   Чтобы не сойти с ума, я старалась найти хоть какое-то более-менее разумное объяснение происходящему. Но это позже, а в самом начале даже дышать было страшно. 

   Все здесь было не так.  И понятно, что придется привыкать и не на время.  В этом придется жить, ломая в себе все, из чего состоит взрослый человек: привычки, устои, вкусы, ритм жизни...  Останется только память.  Страшно…

   Первое, что я почувствовала, очнувшись, это запах сырости и человеческой нечистоплотности.  Сырость пахнет холодом, плесенью и затхлостью.  А люди – чесноком, мочой и очень остро - потом…  Хотя женщина средних лет, вздремнувшая в кресле у моей постели, выглядела опрятно – глухое темное платье, объемный белый передник от шеи до самого низа и чепец, полностью скрывающий волосы.  Кроме неё слабый огонёк свечи давал увидеть только огромную серую постель, на которой я лежала и столбики деревянного балдахина со сдвинутыми темными занавесями.  Дальше все тонуло в полумраке, плотно обступившем постель.

   И тишина…  мертвая, безнадежная какая-то тишина.  Гробовая…  Жутко страшная, потому что абсолютная, а так не бывает.  Оказалось – бывает. 

   И я как-то сразу поняла, что это и есть «тот свет».

   В постели я лежала не навзничь, а полусидя и могла видеть свои руки, выпростанные вдоль тела, даже пошевелила пальцами.  Это были руки взрослой женщина, а не грудного ребенка.  А значит нашими душами распоряжаются по мере надобности.  Понадобилась здесь и сейчас – втиснули в подходящее тело… а почему меня? И почему сюда - где так страшно? Все эти мысли и нервы, а еще мертвая тишина... она просто убивала!  Откуда-то изнутри физически ощутимой волной поднималась паника, почти парализуя тело и мозг уже тоже…  но тут женщина всхрапнула во сне. И я вдруг успокоилась, расслабилась и тоже уснула.