-  Спасибо, Георгий Зурабович, - сообразила я наконец поблагодарить, - ничего… ваш фирменный кожный я, наверное, наложу уже с закрытыми глазами.

-  Могла бы и просто – Георгий.  Сколько можно официальничать, Маша? – невесело улыбнулся он, отпуская мою руку и отступая на шаг.  Я и не заметила, как он выводил меня из того кабинета.

-  Никак невозможно, - грустно пошутила я, - вы для меня – всегда на троне и в короне, шеф… 

   Мне ничего тогда не было.  В смысле – наказания.  Чтобы назначить его, нужно озвучить причину, а кому это надо?  Огласки Серов не хотел, а ата-та за что-то другое я не заслужила.

   Как все прошло для Шонии, я не знала – улыбался, как всегда.  А я уже не только корону ему надела, но и скипетр мысленно вручила.  За такое отношение (и не только ко мне), за чувство защищенности рядом с ним можно было простить любые странности.  А тут – просто какие-то нежности.

   Вот и продолжало в операционной звучать что-то наподобие:

-   Маня, доступ в этом случае? Книзу, обходя пупок слева?  Согласен.  Йодом, радость моя…  Ну что – с Богом?  Время! И-и… проходим кожу… подкожная основа… белая линия живота… поперечная фасция… предбрюшинная клетчатка… париетальный листок брюшины.  Расширитель… и еще раз...  А ушивать, Стасик, будешь ты – Маню забанили.  Прелесть моя - зажим, еще зажим… раствор… аспиратор…  А сейчас внимание – что мы видим в очищенной операционной ране? Правильно.  Хорошо вошли.  Антоша, как он там – жив-здоров?  Зеркало, хорошая моя… жом... 

   Так… просто пример. Не особо вдаваясь в процесс. 

   Прямой запрет на видеосъемку в операционной отсутствует, но учитывая формальности, связанные с использованием таких записей – согласие пациента, соблюдение медицинской тайны…  у нас камеры установлены не были.  Но главный как-то предлагал Шонии делать записи особенно интересных операций крупным планом и с этими его пояснениями, рассуждениями и комментариями.  А потом использовать, как пособия.  Хотя бы только у нас, для своих.  Но согласия на это не получил.

   Может потому, что все эти нежности были только для одного человека?  Но раз уж без свидетелей - никак, то и слышать их разрешалось только ближнему кругу, где и так все всё понимали.

   Все, кроме блаженной Мани.

   Осенью мне стало совсем плохо - надорвалась, переоценила свои силы?  Наверное, тогда мог помочь откровенный разговор, простые слова поддержки и утешения или совет – любой, даже самый дурацкий. И даже если бы я совсем расклеилась и дошло дело - мазала бы соплями по надежной жилетке… ничего страшного не случилось бы и куда не надо все равно не зашло.  Раньше я так и сделала бы – поползла к Шонии, как к последней надежде на спасение.

   На тот момент рядом со мной не было других людей, которых я бы так уважала и кому настолько доверяла бы.  Так вышло…  Но и к нему доверие не было бесконечным, как когда-то к Сережке.  Да и грузить своими бедами других стоит только в крайнем случае.  А я вроде справлялась. 

   Когда поняла, что – нет, позволить себе именно эту жилетку уже не могла.  Помнила слова Нуцы и ее доверие.  

  Но главное – я уже разочаровалась в человеке, которого считала чуть ли не святым.  И при всём моём уважении, радоваться, что значу для него больше, чем думала раньше, не получалось.

  Нет, окончательное решение по учебе я приняла сама.  Но он-то зачем остановил тогда и держал рядом с собой?!  Потому, что так захотелось?  Просто эгоизм? И сознательно лишил будущего, о котором я мечтала?  Затянул, как в паутину, завлек своими уроками, дал почувствовать себя членом команды и причастной к чуду, которое творилось им на операционном столе…