Правда, поскольку цыгане по этим коврам ходили обутыми, как по улице, на них и ели, и спали, и играли в карты, и трахали своих цыганок, и новые и новые цыганята расползались по ним, как тараканы, ковры были невероятно грязными. Их никогда не подметали, не чистили. Когда в доме воцарялся окончательный свинарник, даже с цыганской, весьма снисходительной точки зрения, старые ковры просто-напросто выбрасывали, а взамен покупали новые.

Цыгане могли себе это позволить. Всем было известно, что они торгуют «травкой», порошочком, «колесами» – достать у них можно что угодно, что по душе любому нарку, от начинающего до накрепко подсевшего. А белая смерть – дорогая смерть. Вот и шиковали цыгане.

Что характерно, милиция их не трогала. То есть периодически устраивали в этом жутком бараке порядочный шмон, но как-то так получалось, что цыгане всегда были к этому шмону готовы, словно их кто-то заранее предупреждал. Не исключено, что так оно и было. А вообще-то менты без надобности в цыганское обиталище старались не соваться. Гораздо проще – и выгодней! – было поставить патрульную машину чуть в стороне, за кустами, и ждать, когда около дома остановится машина с городскими номерами. Конечно, иногда в гости к соплеменникам наезжала такая же цыганщина, которая обитала рядом, чаще всего так и случалось. Но порою, как, например, сейчас…

Довольно-таки побитый жизнью «Опель» сперва притормозил на остановке. Зернов видел, как водитель настороженно всматривался в окна цыганского дома, завешенные изнутри газетами. Вечерело, в доме уже горел свет. Из трубы шел дымок, около покосившейся походной печки, стоявшей у крыльца, возились две цыганки. Пищу здесь готовили прямо на улице. А потом тащили большущий котел в дом. Дикое племя, что и говорить! Наблюдаешь за их жизнью – и даже не верится, что в наше время люди могут так жить!

Однако явно не простое любопытство привело сюда этого гостя. И что-то подсказывало Зернову, что сегодняшнее дежурство не окажется для них с Поляковым таким пустым и бессмысленным, как предыдущие.

– Ну давай, давай, топай! – пробормотал он, нетерпеливо вглядываясь в сгущающиеся сумерки, и вздохнул с облегчением, когда высокий парень в джинсовой куртке выбрался из «Опеля» и затрусил к дому. Даже на расстоянии было видно, что куртка не на Алексеевском рынке куплена, и Зернов еще раз нетерпеливо вздохнул. Если ему повезет – то уж повезет по-крупному, это он по жизни знал. Вот клиент к цыганам прямой наводкой шпарит, и не бедный клиент.

– Ну, пошел, что ли? – не то спросил, не то приказал Поляков, и Зернов выбрался из машины, скинув форменную куртку и оставив на сиденье фуражку. Набросил простенький плащик и побрел к остановке, как будто не было у него в жизни других забот, как только дожидаться здесь скрипящего, одышливо пыхтящего, вонючего автобуса номер восемнадцать сообщением Доскино—Нижний.

Он поднял воротник плаща, упрятал голову в плечи, а сам так и зыркал глазами в сторону цыганского дома и «Опеля». Побаивался, что джинсовый парень вдруг оглянется, просечет неладное или заметит милицейскую «волжанку», притулившуюся за кустами.

Но парень, судя по всему, и не помышлял об опасности: завернул за угол дома, побыл там, а потом появился, поправляя что-то в кармане куртки. Заспешил к «Опелю».

– Ага! – отчетливо произнес голос Полякова в кармане плаща, где лежал радиотелефон, и Зернов ринулся через дорогу к джинсовому парню.

Тот какое-то время растерянно смотрел на бегущего к нему мужчину в длинном плаще, явно не видя в нем опасности, однако в это мгновение белая с синей полосой «Волга» вывернулась из-за кустов, да еще Поляков включил мигалку и сирену, так что даже недоумок догадался бы, что влип.