Она вскинула голову. Бабушка, которая курит трубку, оказывается, уже ушла, а Шурочка аккуратно припудривала перед карманным зеркальцем свои пухленькие щечки.

– Вы тут останетесь, Алена Дмитриевна, как обычно? А может, сходим вместе пообедаем? У нас в суде очень хорошая столовая.

Алена взглянула на часы. Мать честная, без четверти двенадцать! А ведь сегодня четверг!

Подхватилась, лихорадочно захлопывая папки:

– Ой, извините, я совсем забыла, мне сегодня к двенадцати надо в одно место. Я через час вернусь, вернее, через полтора, можно пока дела не сдавать обратно в архив?

– Александра Федоровна, вы подобрали мне материалы?

Высокая русоволосая женщина с надменным точеным лицом вошла в комнату.

Вид у Шурочки тотчас сделался неприветливый, как если бы она была зеркалом, в котором отразилось лицо вошедшей:

– Да. Но сейчас начинается перерыв.

– Ничего, я поработаю одна, – снисходительно улыбнулась незнакомка, оборачиваясь к Алене, которая торопливо засовывала в сумку тетрадь, ручку и очки. – Вот и стол освобождается, я вижу.

Тотчас ее красивое лицо сделалось напряженным, замкнутым, она окинула Алену неприязненным взглядом и поджала губы.

Тут были какие-то заморочки, непонятные Алене. Да не ее это дело – разбираться в настроениях судейских дамочек!

– Через полтора часа! – Еще раз ослепительно улыбнувшись Шурочке, она набросила шубку, валявшуюся на стуле, и выбежала из канцелярии.

«Одно место», куда так спешила Алена, находилось в тридцати метрах от областного суда, через дорогу, и звалось Дом культуры имени Свердлова. Там на втором этаже находился зал шейпинга. По понедельникам и четвергам в 12 дня Алена занималась шейпингом.

Повесив в гардеробной тренировочного зала шубку и сбросив сапоги, она поправила перед зеркалом волосы – и вдруг поняла, почему таким неприязненным сделалось лицо дамы, пришедшей в канцелярию облсуда. Да ведь у нее был совершенно такой же бледно-зеленый свитер с высоким воротом, как у Алены. Более того, затейливый ремень, продававшийся в комплекте со свитером, с точно такой же продуманной небрежностью спускался на бедра дамы. Все это было определенно куплено в одном и том же месте: в магазине итальянского трикотажа «Гленфилд» на площади Свободы.

Дороженный магазин. Мало шансов встретиться лицом к лицу со своим «близнецом» в одежде оттуда. И вот поди ж ты… Неудивительно, что судейская дама расстроилась. Если бы Алена узнала свой свитерок раньше, она бы, наверное, тоже огорчилась.

И она пошла переодеваться, уповая на то, что через полтора часа, к ее возвращению, «близнец» уже успеет закончить свою работу в канцелярии и уйдет.

– Зуб даю, мальчонка к цыганам намылился, – сказал Зернов, похлопав по плечу задремавшего рядом напарника.

– Мало ли кто куда намылился, – сонно пробормотал Поляков, с усилием поднимая голову, но тут же до него дошло, что имеет в виду Зернов. Резво встряхнулся, потер глаза и напряженно всмотрелся в очертания приземистого, чрезвычайно неуклюжего строения, стоявшего неподалеку от автобусной остановки.

Чуть в стороне лежала уютная деревня Ольгино, а прямо у дороги, словно бородавка, уродующая благообразное лицо, притулился этот деревянный… дом не дом, сарай не сарай, – жилуха, словом, неуклюже сшитая из уродливых, плохо оструганных досок. Здесь жили цыгане. Несколько семей вместе. Летом, когда стояла жара, сквозь щелястые стены можно было видеть внутренность дома. Чуть начинались осенние студеные ветра, как изнутри стены завешивали коврами. Ни Зернову, ни Полякову бывать в этом доме еще не приходилось, но от других мужиков они не раз слышали, что там, в этой неприглядной лачуге, все увешано и устлано дороженными, просто-таки великолепными коврами.