Чайник радостно забулькал, грея воду.

— Журналист? — Бажена покачала ногой в лодочке, оценивая, сколько ещё она прослужит.

Туфли были куплены для работы у совсем другого мэра, областного, а не захолустного. В Заяжске демонстрировали богемную роскошь уже пятый год и постепенно приходили в негодность.

Телефон мерзейше затрясся в новом приступе, тщетно добиваясь женского, или хотя бы чьего-то, внимания. Обе чиновницы продолжили беседу, свято чтя местную традицию поднимать трубку исключительно после обеда.

— На журналиста не похож, одет хорошо, — архивница достала из того же шкафа вазочку с печеньем и подняла очи к небу, закрытому по случаю двумя мэрскими этажами, — и красавчик, хоть и старый.

«На журналиста и правда не похож, у них тут зарплаты в три копейки, еще меньше моей. Обувь бы купить нормальную раз в год… Может, бизнесмен заезжий? Хочет к мэру без очереди пролезть, чтобы.. ну может какой-нибудь завод построить на наших хлебных Заяжских полях... » — прикинула Бажена.

— Что же ты сказала?

Говорила архивариус в таких случаях всегда одно и тоже: «Нет, не было, таких не знаем, когда будет — неизвестно, на сайте указан номер приемной, звоните».

Бажена же, когда приезжали по архивную душу, поила проверяющих чаем и коньяком так долго и усердно, что инспектора добрели, хмелели и уезжали, подписав нужные бумаги. За пять лет работы Бажены до архива добралась лишь одна очень стойкая дама, но там же и заснула на пыльной коробке с подшивкой газеты «Известия» за 2001-2006 годы.

— Как обычно. Но он не ушел. Настырный, сидит пока в большой переговорке. — архивариус помогла Бажене достать оттуда же, из шкафа, небольшой подносик, чашечки, сахарницу и вазочки с вареньем, — Боже, Божа! Какие у тебя ногти красивые! И вся ты у нас — любо дорого смотреть.

— Да читала всю ночь, интересно было до пряничной комы, — буркнула Бажена, впихивая вазочку с печеньем между чашечкой и сахарницей. Вазочек было восемь: одна с печенюшками, семь — с домашним вареньем различных сортов. Подносик, увы, на такой набор рассчитан не был.

— А эта твоя ругань с кулинарным уклоном, очаровательно!

— Я такая, — безрадостно подтвердила Бажена Рудольфовна, аккуратно прихватывая поднос с мэрским утренним чаем и мэрским будущим лишним весом.

Бажена за словом никогда в карман не лезла, но нервная работа ее доконала. Последний год она заметила за собой, что нет-нет, да срывается на непристойные выражения. Иногда даже сам мэр делал ей замечания, но не помогало. То одно, то другое крепкое словцо все чаще проскальзывало в речи, уже на автомате.

Приобрести дурную привычку просто, избавиться от нее — сами знаете. Часто в сотни раз сложнее. Бажена пыталась — все без толку.

Но вот уже несколько месяцев — как рукой сняло. Каждый раз, когда, по логике, Бажена собиралась ругнуться, из ее рта вылетало что-то про еду.

Те, кто не нравился мэрской секретарше, стали вдруг «чесночными пирожками», «горелыми коржиками» и даже «тощей куриной ногой». Звучало уже более прилично, но и более странно.

Потому девушка старалась теперь реже ругаться и контролировать эмоции.

Телефон перешел на жалобные ноты, захлебываясь. На особенно драматичном моменте дверь распахнулась и в приемную ворвался вихрастый мальчик лет сорока пяти с толстой дермантиновой папочкой в руках.

— Кулибин, скажу сразу, — Бажена вернула поднос обратно на стол, собираясь выставить хорошо знакомого ей посетителя, — не можем мы твои чудо-юды купить.

У великовозрастного мальчика даже вихор на виске немного поник. Но он все равно захлопнул за собой дверь, отрезая пути отступления.