– Кларисса! – все тем же резким тоном произнесла Вита, напрягшись всем телом и глядя на дочь сердитым взглядом. – Ты не помогаешь мне! И если ты не можешь сказать что-либо соответствующее ситуации, то лучше, прошу тебя, не говори ничего.

– Кларисса никогда не говорит того, что соответствует ситуации, – проговорила Трифена с горькой и полной боли насмешкой.

Шарлотта понимала, что делает эта женщина. По какой-то причине смерть Юнити Беллвуд ранила ее болезненнее, чем она могла перенести, и гнев ее был направлен на всех, кто не разделял ее одиночества и утраты, или на тех, чьего страха она не замечала. Миссис Питт посмотрела на Рэмси Парментера, восседавшего во главе стола и номинально руководящего трапезой, но на деле не производившего никаких действий.

После этого, повернувшись к Вите, она заметила тень старой усталости, легшей на ее черты, и подумала, что этой женщине, наверное, столько раз приходилось принимать решения и отмечать границы пристойного поведения, рассчитывая, что это сделает ее муж. Быть может, в этом угадывалось предельное одиночество… не смерть, не утрата, но одиночество, отсутствие жизненной опоры, когда оказывается, что ты связана со скорлупой прежних мечтаний, из которой ушло содержимое.

– Ну что ж, к счастью, Церковь восполнит все наши недостатки и произнесет необходимые слова. – Мэлори передал свою суповую тарелку убиравшей их служанке. – В меру собственных возможностей.

– Достаточно широких, – впервые вступил в разговор Доминик. – Но все остальное – от Господа.

Младший Парментер резко повернулся к нему:

– Который даровал нам таинства исповеди и отпущения грехов спасения нашего ради, a также соборование, дабы мы были способны принять Его милосердие и обрести в итоге спасение, невзирая на все наши слабости и грехи.

Его длинные и тонкие пальцы лежали на белом полотне скатерти, с трудом сохраняя покой.

– Это совершенно аморально! – с отвращением произнесла Трифена. – По твоим словам, все заканчивается магией. Надо всего лишь произнести правильные слова, и заклинание уничтожит вину. Вот это реально и подлинно скверно! – Она по очереди оглядела всех присутствующих: – Как можете вы верить во все это? Это чудовищно! В наш век разума и науки! Даже Ренессанс был более просвещенным временем…

– А инквизиция? – вставила Кларисса, подняв темные брови. – Там сжигали всех, чья вера отличалась от принятой.

– Не всех, – педантично поправил Рэмси. – Только тех, кто был крещеным христианином и уклонился в ересь.

– Да какая разница? – возвысила голос его младшая дочь. – Ты хочешь сказать, что это правильно?

– Я только исправляю неточное утверждение, – ответил пожилой священник. – Мы можем сделать лишь то, что считаем самым лучшим, согласно собственному воспитанию и пониманию, оставив все прочее. Мы похороним Юнити и соблюдем все формальности англиканской церкви. Господь поймет, что мы сделали для нее то, что считали правильным, и дарует ей Свое милосердие и прощение.

– Прощение! – Переполненный эмоциями голос Трифены возвысился еще на октаву и сделался пронзительным. – Это не Юнити нуждается в прощении, а тот, кто убил ее! Как можете вы сидеть здесь и толковать о каком-то прощении, словно бы она в чем-то виновата?! Это чудовищно!

Она резким движением отодвинула стул, едва не повалив его, и вскочила:

– Я не могу больше оставаться здесь и слушать все эти излияния из сумасшедшего дома!

С этими словами миссис Уикхэм вылетела из столовой, не оглянувшись, оставив дверь раскачиваться на петлях и только случайно не сбив с ног слугу, вносившего новую перемену блюд.