— Дело не в этом, — мужчина кратко закатил глаза и странно посмотрел на мое черное приталенное платье. — Просто вся твоя одежда… Как же это корректно сказать?.. Она неправильно действует на наших посетителей, понимаешь? Они не думают о работе, Настя. А надо, чтобы только о ней и думали.

Еще пару дней назад я бы поспорила. Но после того ужаса, что устроили в кабинете мои престарелые поклонники, приходилось согласиться с мужчиной.

— Если вы думаете, что я располагаю бесконечным запасом денег, то это не так, — поспешила поставить в известность мужчину я. — Отец пополняет карту, да. Но на очень конкретную сумму. Которая стала очень скромной с появлением его содержанки. То есть, девушки… В общем, денег на шмотки у меня нет!

Хлопнув в ладоши, Арсений Александрович вскочил на ноги и, прихватив пиджак, направился к выходу из кабинета:

— Идем. Купим тебе униформу. Еще один такой погром я не выдержу.

Не веря собственным ушам, я растерянно прошептала:

— Зачем такие сложности? Не проще найти новую секретаршу? Вы ведь не какой-то миллиардер…

Донской косо усмехнулся, пока глаза его горели ярким пламенем. И сморозил:

— Зачем так громко, Настенька? Обычный, среднестатистический миллионер…

****

— Бьюсь об заклад, — сморозил Донской самодовольно, — ты в шоке, что мы здесь, а не на каком-нибудь рынке?

Прыснув со смеху, я невинно пожала плечами и огляделась. Да, торговый центр в сердце столицы был для туристов и людей с достатком выше среднего. Но меня особо не впечатлил. Как минимум потому, что не в шмотках счастье.

— Раньше папа всегда меня баловал. Сумочки дорогие дарил… На каждый праздник. Даже день металлурга, — мечтательно вздохнув, я неожиданно для себя погрустнела. — Это после смерти мамы началось. Он будто пытался дать мне все то, что жене не успел.

Не знаю, зачем я это сказала. Но Донской посмотрел на меня так пронзительно и внимательно, что мурашки по телу прошли.

— И давно она умерла? — спросил он зачем-то.

Каждый раз, вспоминая о маме, меня словно пронзали сотни игл, причиняя огромную боль. Эта рана никогда не затянется. С ней просто надо научиться жить. И у меня почти получилось.

— Мне было тринадцать. А у нее внезапный рак мозга. Неоперабельный. Последняя стадия. Сгорела за три недели. Мы ничего даже понять не успели. Это ее фамилия — Петрова. Я взяла ее в дань памяти, — с комом горле я чеканила слова. Прятала взгляд, чтобы ректор не увидел моих слабостей. Отряхнулась, стерла дорожки слез и шагнула в сторону аллеи магазинов. — Допрос окончен? Идемте за рабочей униформой. Надо вернуться до начала учебы.

— Постой, — мужчина схватил меня за кисть и притянул к себе. Я удивленно повернулась и замерла. Его глаза вдруг показались мне такими красивыми, совсем не знакомыми… И открытыми для меня. Впервые с момента знакомства. — Тебе не стоит стыдиться своих чувств, Настя. Они делают нас людьми.

Я резко отряхнулась от наваждения и чересчур резко воскликнула:

— Что вы вообще об этом знаете?!

Арсений Александрович посерьезнел и снова закрылся от меня, делаясь суровым:

— Когда мне было десять, отец ушел из семьи. Сказал, что такие неудачники ему не нужны, и скрылся из виду. Тут же женился на дочке богатого бизнесмена и усыновил ее детей.

— Это не то же самое, — почему-то стало неуютно. Рука ректора, что все еще держала меня за кисть, мягко сползла на ладонь. Я не смогла сделать даже вдох, замирая статуей.

— Твоя мама не выбирала бросать тебя. А мой отец сделал это намеренно. Так какая смерть неприятнее? — многозначительно выгнув бровь, Арсений Александрович, кажется, совсем не ждал ответа.