-- Зачем ты пришел сюда? – спросил он.

-- Я пришел? Это меня сюда притащили! – сквозь стон ответил я, понимая, что, если буду молчать, бить будут только больше.

-- Цель?

-- Цель чего?

Это был неверный ответ, о чем мне подсказал удар по лицу.

-- С какой целью ваш род вернулся? – прокричал он.

-- Уважаемый, -- начал я, сплевывая кровь на пол, -- Я не...

-- Показываешь мне свое неуважение? – разорался он, открывая забрало своего шлема, откуда на меня смотрело лицо усатого добряка из рекламы «Веселый Молочник».

Бил он меня долго. Прилетало во все, что только можно.

Оказывается, плевок на пол – оскорбление для стражника. И это, он мне приговаривал с каждым ударом, мол, как я посмел плюнуть ему под ноги.

Хвала небесам – я вырубился и избиение закончилось.

***

-- Сеньора Мария, это... Это брат Чада, -- злобно бормотал старший офицер городской тюрьмы, указывая пальцами через решетку на мое лежащее тело, -- Дерзит! Он оскорбил меня!

-- Грег, мне неинтересно, что и каким образом он сотворил с твоей самооценкой, -- осадила его сеньора, -- Если после твоих допросов он умрет, твоя голова будет украшать городские ворота.

Сказанное аристократом офицеру очень не понравилось. Но кто он такой, чтобы перечить ей?

-- Что с ним делать? – растерянно спросил Грег.

-- Сейчас? Ничего. А вот как проснется – шамана простого, желательно, чтобы подлатал его и обязательно покормить.

-- Что? Кормить? Его? – озлобленно оскалился «молочник», -- Да ни...

Договорить он не смог, ибо удлиненный клинок, который Мария выхватила из-за пояса, навязчиво терся об его кадык.

-- Еще вопросы есть?

-- Никак нет, -- пробормотал воин.

-- Выполнять.

Грузный воин пыхтел от злобы, но переть против Мари – не собирался. Дождавшись, пока аристократ покинет коридор городской тюрьмы, он плюнул на пол, и пошел «исполнять» волю Госпожи.

***

Мария тяжело плюхнулась на кресло из красного дуба, обшитое замшей, протянула ноги и, наконец, сделала первый глоток холодного вина.

Часы отдыха, которые иногда появлялись у нее, она предпочитала «заполнять» выпивкой и сном, чтобы хоть как-то разгрузить голову. Уж больно много на ней было ответственности, и не только за «честь семьи», но и управление подобными идиотами, которыми наполнен город.

Первый бокал был осушен почти залпом, как и второй, и слегка порозовевшее лицо, наконец, растянулось в блаженной улыбке. Она осмотрела свою спальню, внимательно вглядываясь в каждый уголок, ожидая шпиона или кристалл слежки, и понимая, что все чисто, выдохнула.

Встала, немного неуклюже стянула с себя сапоги, облегченный кожаный доспех, кинула все это на ковер около стола и развалилась на кресле в одном нижнем белье.

-- Хорошо... – протянула она после очередного глотка, и начала поглядывать на заветную полочку, где хранилась трубка и чарующие травы.

Пересилив свое уставшее, успокоившееся тело, с легким трудом поднялась с кресла, слегка пошатываясь добралась до заветных предметов, и уже более раскованно уселась на сиреневый ковер.

Выпуская из носа красный дымок, ее голова вдруг обрела такую желаемую пустоту. Пустоту, в которой нет переживаний и мыслей, а мана, которую она сегодня вдоволь тратила, начала ускоренно восстановляться, изливая в ее тело силу.

Но насладиться покоем было не суждено.

Противный тикающий звук, который раздался из набедренной сумки на полу, сулил неприятный разговор с кем-то из родственников. А неприятным – он был всегда. Родители или бесконечные родственники звонили только по всякой херне, на которую Мари было до лампочки.

Мария откинула трубку, не удосужившись потушить «уголек» и подползла к сумке, тщательно в ней порылась и достала небольшую шкатулку из белого камня. Открыла ее, и из нее раздался недовольный голос ее отца: