Но об этом молчок!

Нельзя говорить, что госпожа занимается делами сама. Нельзя говорить, что каким-то непонятным чутьем она точно угадывает, во что именно нужно вкладывать деньги. Пусть люди думают, что все огромадное состояние Катерины Михайловны состряпал ее ловкий управляющий – Дмитрий Григорьевич. В интимном кругу – милый друг Митя.

Но боже упаси, обмолвиться об этом кому-то!

Никто, кроме Вари, не знал, что у слывшей неприступной хозяйки есть тайный полюбовник-еврей, квартирующий в ее собственном доме на третьем этаже, и хозяйка любит его до самозабвения. Никто, кроме Вари, не знал, что слывшая богомольной хозяйка никогда – никогда! – не молится (и все же зачем-то постоянно ездит по монастырям и церквям). Никто, кроме Вари, не знал, что на груди у хозяйки висит не крест, а цепь в виде змеи, кусающей свой собственный хвост. И хозяйка не снимает эту цепь никогда!

Но только сегодня Варя узнала нечто, о чем не подозревала даже она.

Горничная осторожно постучала.

– Да!

Варенька перешагнула порог. Ее руки нервно оправили кружевной фартук, щеки горели, как перед свиданием, а глаза были такими восторженно-круглыми, точно она только что влюбилась, причем безумно.

– Екатерина Михайловна, к вам… Изида Киевская! – выговорила она, и стоило ей добрести до знаменитой на всю державу фамилии – ее голос стал шепелявым, а глаза округлились от невозможного восторга, как два шара на рождественской елке. – Они говорят, что вы с ними давние друзья и что это вопрос жизни и смерти. Я говорила им, что вы до девяти никого… Но они сказали, что это вопрос вашей с ними жизни и смерти. Вот я и насмелилась.

– Даша? С чего б это вдруг? – буркнула Екатерина Михайловна непонятное о какой-то Даше.

– Изида Киевская. Известная поэтесса! – осмелилась объяснить Варя.

Она натужилась, желая добавить, что минуту тому Изида не вошла – ворвалась в их дом в своих знаменитых ярко-красных шальварах и сбитой набок маленькой шляпке, из-под которой выглядывал небрежно собранный пучок белых волос. К груди поэтесса прижимала газету, а во всем ее облике чудилось нечто надрывно-взъерошенное.

Но тут у Вареньки подкосились колени: Катерина Михайловна смерила ее темным взглядом.

– Умоляю, не прогоняйте меня! – испугалась девица. – Но это же сами… Изида Киевская! Иначе я б никогда… Они меня оттолкнули и сами вбежали.

– Ясно. Пусть ждет в моем кабинете. Еще раз нарушишь приказ – можешь искать другое место. Ты меня знаешь, – сказала хозяйка голосом, не предвещавшим ни одной новой поблажки. – Знай, Варя, я прощаю тебя лишь оттого, что слишком хорошо знаю Изиду. Остановить ее ты б все равно не смогла. А остановила б, она бы, пожалуй, влезла в окно…

«Изида в окно? К госпоже?!»

Катерина Михайловна задумчиво посмотрела в зеркало и машинально провела пуховкой по носу, заполняя паузу, в течение которой успела подумать, что с незваною гостьей они не виделись очень давно – с момента исчезновения Маши. А Маша исчезла бесследно. И быть может, этот приход означает, что Даше Чуб удалось узнать что-то об их исчезнувшей Третьей.

И больше всего на свете (даже больше, чем выйти замуж за Петю!) Вареньке желалось узнать, о чем думает сейчас госпожа.

«Я слишком хорошо знаю Изиду…»

Хозяйка знает ИЗИДУ!

«А в зале с рогами такая пыль. Ужас просто», – нашла выход она.

Прилегавший к обширному кабинету «рогатый» зал украшали гипсовые рога лосей и оленей – его Варенька боялась меньше всего. Такие же, только не лепные, а настоящие, рога висели и у ее прежних господ.

Интенсивно орудуя петушиной метелочкой, девушка поспешно приблизилась к захлопнувшейся за хозяйкой двери.