— Только не говори, что вновь собираешься упасть в обморок? — слышу тягучий, как нуга, низкий голос.

— Кажется, нет, — лепечу на русском, но шейх лишь удивленно выгибает бровь. Не успевает его рот расплыться в еще большей улыбке, как я тут же поправляюсь и произношу то же самое на английском. — Вы не могли бы убрать свои пальцы?

Шейх лишь хмыкнул, а его аристократичные конечности продолжили путь с моей щеки на шею, и обратно, вызывая во мне сногсшибающее цунами из мурашек. Прикосновения Стаса, моего друга, не такие, прикосновение папы не такие. Прикосновения любого другого человека НЕ ТАКИЕ.

Нервно сглатываю и пытаюсь отстраниться. Шейх молча наблюдает за моими неловкими попытками подняться и при этом не упасть.

— Ты уже уходишь? — небрежно бросает он мне в спину. — Уверена, что не хочешь продолжить?

— Уверена! — гордо вскинув подбородок, твержу я, а потом мысленно хлопаю себя по лбу. Глупая, это ж шейх тут какой-то лежит. Захочет и утащит в свою страну арабскую, и никто, даже папа-полицейский, тебя потом не найдет.

— Хорошо, иди, — равнодушно отзывается он, утыкаясь в газету. И я чуть не осталась стоять на пороге: это же так красиво, когда мужчина читает не с телефона, а вот так, газету. Это так аристократично!

Впрочем, выскальзываю из номера, прикладываю горячие ладони к полыхающим щекам. Ну и дела!

***

Следующие два дня, помимо универа и дома, где все допытывались, как проходят мои смены, я отчаянно бегаю от того приставучего официанта по имени Эдуард и… шейха. Где бы я ни находилась, он как будто невзначай проходил мимо, разве что в подсобке от него можно спрятаться. Но оттуда меня, как плеткой, выкуривал Эдик своей навязчивостью и желанием к чему-нибудь прижать.

— В президентский люкс вызывают горничную! — говорит мне Светлана Ивановна, убирая мобильный в карман. — Так что, Вероника, быстро туда!

— Но мой рабочий день уже закончился… — нервно говорю я.

— Тебе нужна эта работа? — безапелляционно отрезает женщина, и я, натягивая обратно фартук, собираюсь необходимый инвентарь.

В люкс иду, как на эшафот. Я и без того не люблю драить туалеты, а заниматься этим в присутствии гостя так вообще ужасно. Но все бы ничего. Я знаю, ЧЕЙ это номер. И оттого становится еще более нервно. Я то и дело тереблю краешек платья. Блин, надо было прическу подправить! А то коса расплелась, пока я туда-сюда фартук дергаю. Но уже поздно. Нельзя, чтобы ТАКИЕ личности ждали.

Стучу так тихо, что сама едва различаю звук, и уже заношу руку, чтобы ударить сильнее, когда изнутри доносится: «Входите!». Осторожно открываю дверь, как будто охотник, подстерегающий добычу. Но только я совсем не охотник. Скорее, та самая добыча.

Шейх сидит в кресле, повернутый к окну с великолепным видом на центр Петербурга. В его руке большой бокал с красной жидкостью.

— Проходи, что замерла? — говорит он, и я, прекратив сжимать тряпку, кладу ее на тележку со всякими средствами для уборки. Медленно делаю несколько шагов вперед. Так, он пока со мной разговаривает и не пытается увести в какие-нибудь неизвестные мне дали. Точнее, вполне известные, но дали.

Встаю перед ним. Почему так стыдно? Мне не было так стыдно с тех пор, как я первый и последний раз учебу прогуляла.

— Садись, — властно приказывает шейх. Я глупо смотрю на его расслабленную позу, переваривая его слова. Как там в его мире принято? Чтоб женщины перед ним на коленях сидели? Или что?

— На пол? — на всякий случай уточняю я, набравшись смелости. Шейх смотрит на меня… и начинает откровенно смеяться.