Я злилась на него два года, а он, возможно, ни в чём не виноват? Разве что в своём отъезде, о котором не предупредил меня заранее.

— Чего? — сиплю вопросительно, протирая губы салфеткой. — В смысле ребёнок?

Поворачиваюсь к Наде всем корпусом и замираю в ожидании, сминая в кулаке тонкую бумажную салфетку.

— Ага, по молодости нагулял, — беспечно отвечает та и поднимает руку. — Катя, мы тут! Надо ей воды предложить, чего-то она красная такая.

По молодости? Ещё одного ребенка?

— Никита? — Хватаю Надю за рукав, возвращая внимание девушки к себе.

Она заправляет тёмные кудрявые волосы за уши и кусает свои пухлые губы, морща лоб, словно уже забыла, о чём мы только что разговаривали.

— Отец его! Ты чего? Я про Волкова-старшего, — она заливисто хохочет, а у меня впервые за несколько минут получается вдохнуть полной грудью. — Если б у Волкова был ребенок, Милка бы к нему никогда не подошла. Она ярая чайлдфри. Дети вообще не её тема. А я, наоборот, люблю деток, жаль у меня своих никогда не будет, — вдруг прекращает смеяться девушка, так же резко, как начала.

— Всё впереди, — пытаюсь подбодрить её. — Не зацикливайся на диагнозе, если он и правда есть. Всё ещё десять раз может измениться.

Надя молчит несколько секунд, глядя куда-то в пространство, а потом достаёт из пакетика ещё один пирожок.

— Ну да. О! Ник забил гол!

— Супер, — бормочу в ответ, мельком взглянув на поле.

Волков отбивает пять какому-то парню и, обернувшись, смотрит через плечо прямо на нас с Надей. Сжимаю руки в кулаки. Смотри на свою девушку, она в противоположной стороне!

Наконец-то отворачивается, что-то крича ребятам из своей команды, а я пытаюсь выровнять собственный пульс.

Если в интернет дошли слухи о второй семье Волкова-старшего, то что будет, когда репортеры найдут нас? Вдруг нашей историей заинтересуется не только моя мать, а кто-то ещё? Мне определенно нужно поговорить с Никитой, чтобы всё рассказать первой. Как ни крути, он сделал мне ребенка и должен нести ответственность наравне со мной. Очень сомневаюсь, что он обрадуется этой новости. Ему двадцать лет, и я готова поклясться, что в его голове нет и никогда не было мыслей о детях. Кто о них вообще думает в этом возрасте?

— Воды... я умираю... — рядом с трибунами останавливается запыхавшаяся Катя и, уперев одну руку в колено, а вторую протягивая за бутылкой с водой, пытается отдышаться.

Беру бутылку и сбегаю вниз вместе с Надей.

Пока Катя жадно пьёт, мои глаза против воли сами ищут в толпе футболистов Волкова. Игра набирает обороты. Парни бегают, пинают белый мяч, ругаются и, кажется, забыли об окружающем мире. И это даже не тренировка, а просто пара по физической культуре. Волков всегда был одержим футболом. Его любимым видом спорта, и, видимо, ничего не изменилось.

Смотрю несколько мгновений на его тёмный затылок и решаюсь.

Я поговорю с ним, обещаю себе, крепче сжимая в руках пластиковую бутылку с водой. Буквально на днях. Наберусь побольше смелости и поговорю.

9. 9

— Умотала меня сегодня Алиска, — говорит бабуля, присаживаясь на диван.

Завариваю в кружке чай, кладу на тарелку пару её любимых имбирных пряников и ставлю перед ней. За окном давно стемнело, дочь спит. Я самолично искупала её и уложила в кроватку, спев колыбельную. Певица из меня так себе, в основном колыбельные я просто мычу, но Алиске нравится.

Дедушка включил в телевизоре местные новости, и тихое бормотание диктора заполняет нашу небольшую гостиную-столовую.

— Чего учудила наша егоза? — с улыбкой спрашивает дед, двигая к себе пряники.