— Я уже подписала все бумаги. 

Смотрю на её мужа. Он так же испуган, как и она, я их понимаю, растить больного ребёнка — тяжкое бремя. Но это их ребёнок. 

— А вы то? — обращаюсь к её мужу. — Вы почему ей потворствуете? 

— Она мать, — тихо сказал он. 

— Мать, — презрительно фыркнула вошедшая медсестра, и я с трудом сдержался от того, чтобы ей не нагрубить. 

Она несла ребёнка. За ней змеилась капельница, которую на стойке катила ещё одна женщина. Ребёнка положили прямо на стол между нами. Не спит. Кряхтит тихонько, морщится, словно мешают ему все эти провода, которые до операционного вмешательства поддерживают его жизнь в стабильном состоянии. 

— Вы не имеете права так на меня давить! — воскликнула Ксения. 

Ребёнок, словно услышав её голос, заворочался ещё сильнее, а потом заплакал. Куртка Ксении расстегнута, и я вижу, как начинают вдруг проступать пятна молока на тёмной рубашке. Ксения закрывает глаза на минуту, потом словно решившись встаёт. 

— Я все решила. Мне было не просто. Я думала об этом каждую долбаную минуту, и буду думать всю жизнь. Но это моё решение, моё бремя. 

Вышла из кабинета, за ней вслед её муж. Заведующая только развела руками. 

— Печально такое видеть, — тихо сказала она. — Каждый раз больно. Если ребёнок здоров, ему быстро находят родителей. Этого мальчика никто не возьмёт. 

Мальчик подслеповато щурился, разглядывая потолок. Иногда тяжко вздыхал, будто все понимая. 

— И что теперь делать? — спросил я. 

— Я видела уже таких. Кукушки легко бросают детей. Эта — не такая. Вернётся. Полгода есть на то, чтобы забрать ребёнка. Да только по больницам, где ему сейчас предстоит быть, жизнь не сахар. А если ты только родился, тем более. Больные чужие дети никому не нужны. Может быть слишком поздно, и деньги ваши не помогут. 

Меня настигло очередное разочарование за утро. Благотворительность это не просто. Иногда её просто мало. Твою помощь отказываются принимать, уму непостижимо. И все усилия пропадают зря. 

Я спустился вниз. Купил дряной кофе в автомате на первом этаже. На улице стрельнул сигарету у водителя скорой, не торопясь её скурил. Думал о Ксении. О её сыне. О дочке Полины. Та, мне кажется, ни за что бы не бросила свое дитя. И даже если бы оно угасало, она была бы рядом до последней минуты. Она…верная? Только одно противоречит другому. А то, что собирался сделать я, уму не постижимо. Ленку от злости порвёт на части. Мама укоризненно покачает головой. Алиса…да вряд-ли она сейчас ко мне особо расположена, после того, как я её голую оставил в родительском доме. Не писала даже… 

Вернулся в роддом и долго смотрел на мальчика. Тот уснул. Встреча с Полиной была до боли короткой. Но смотреть, как она бережно держит свое дитя после всего, что произошло утром было приятно. Просто видеть, что есть и другие мамы. Которые будет любить несмотря ни на что. Хотя сердце подсказывало — Ксения любит. Ей нужно время, а времени нет. 

Заведующая уже полностью вернулась в свои дела — для неё случившееся просто неприятный рабочий момент. Такие были, есть ещё будут. Это я видел впервые. Она оторвалась от документов, когда я вошёл, улыбнулась. 

— Говорите, она вернётся? 

— Такие обычно возвращаются. Девять из десяти. 

Риск конечно, велик — а вдруг не вернётся? 

— Я заберу этого мальчика. У меня есть деньги, наймем няню. Часть времени он проведёт в больнице. Я справлюсь. Это же просто опека, не усыновление. 

— Весьма благородно. Но вам его просто не дадут, даже в опеку. Будь он здоров и старше, то да. Но больного младенца одинокому мужчине не отдадут.