Моё терпение на исходе. Скандалить я не буду. Тихо ухожу в прихожую, накидываю пальто, обуваюсь. Телефон заряжен, отлично. Тихо, чтобы не хлопнуть дверью и не разворошить бабское царство выхожу на улицу. Чертыхаюсь — замело. Машину не выгнать, нужно чистить. Но домой назад не хочу. 

Выхожу с участка. Ноги вязнут в снегу, но ночь тихая и удивительно лунная. Сейчас бы смеяться, быть не совсем трезвым, и вместе с девушкой от которой голова кругом снеговика лепить, то и дело отвлекаясь чтобы вывалять её в снегу… 

Иду. Дойду до трассы, тут не далеко, вызову такси. Поневоле думаю о том, что с каждым шагом ближе к Полине. Полине, которая самая родная и самая чужая разом. 

16. Глава 16. Полина

Сон в роддоме никогда не был спокойным. Во-первых — палата мать и дитя. Конечно, младенец в палате у нас только один был, но кричал порой дай боже. Во-вторых, шумы и шорохи. Иногда заплачет ребёнок за стенкой, иногда по коридору кто-то пройдёт. Порой с другого этажа доносятся крики рожениц. Им было нелегко, но я все равно самую капельку им завидовала. Мои воспоминания о ночи рождения были смазаны. Пробуждение, острая боль, сквозь полуобморочное состояние чувствую, как в животе ребёнок бьётся, как на руках несут, заезд на дикой скорости в машине Кирилла, потом наркоз, проснулась — уже мама. Ничего, главное, Аришка жива и здорова. 

Заснуть удалось с трудом, после того, как в час ночи Дарья покормила и смогла уложить своего сына. Моя ещё ночует в реанимации, но это просто перестраховка. Приснился мне Кирилл, удивительно, здесь, в палате мне редко снились сны. 

— Ты не сказала мне, что это моя дочь, — обвиняюще произнес он. 

— Но я не знаю, как с тобой быть, — честно ответила я. — Ты такой чужой стал. Я не нужна тебе, это больно ранит. 

— Я богат. Я просто отниму у тебя ребёнка… 

Проснулась в холодном поту. Немного ныла грудь — молоко пришло, нужно было кормить Аринку, а принесут только через пару часов. Сердце колотится, как бешеное. Успокаиваю себя — тот Кирилл, что меня любил, никогда бы так не поступил. Но этого, нового Кирилла, взрослого, успешного и богатого, я совсем не знаю. Тревогу унять не получается. 

Тихо встаю. Иду, по коридору, ночь, роддом спит, но все равно полон тихих звуков, а пустые полутемные пространства выглядят, как сцена из ужастика — кажется, что вот вот вылетит из-за угла убийца с топором. Или что нибудь жуткое выползет… Глупости, но все равно страшновато. 

Я иду этажом выше, в реанимацию. Меня туда не пустят, но в стеклянное окошко посмотреть можно. Убедиться, что моя дочь жива и здорова, с ней все хорошо. По лестнице подниматься больно, хотя в общем, рубец от кесарева стал заживать.

Здесь ещё темнее, но за стеклом немного светятся приборы. Я знаю, где спит моя дочка, совсем рядом, нахожу её взглядом. Она, словно чувствуя его, тихонько заворочалась. 

— Спи, моя радость, — прошептала я. — Скоро увидимся. 

Рядом другой ребёнок. Напрягаю глаза, читаю на табличке фамилию Ксении. Значит, это её сын, вот он какой. К нему подведены кислород и капельница, в ровном свете небольшой лампы я вижу его лицо. Спит. Совершенно безмятежен, пока не понимая всего, что с ним случилось. Улыбается во сне.. А мне вдруг так становится обидно за него и его маму, что слезы наворачиваются. Оборачиваюсь и вдруг вижу тень у стены. Вспомнились глупые мысли об ужастиках, вздрогнула, и только потом поняла — Ксения. 

— И часто ты сюда ходишь по ночам? 

— Каждую ночь, — спокойно ответила она. 

— Возьми его на руки. Просто возьми. Быть может, тебе разрешат приложить его к груди.