— Ой, мамуль, отвлеклась, — признаюсь, ощущая неловкость из-за разбушевавшихся гормонов, - повтори.

— Ангелиночка, солнышко, а Максим на много старше тебя? — слышу в голосе мамы, помимо праздного любопытства, настороженные нотки. Она, словно слепой, идущий на ощупь по опасной извилистой дороге, ожидающий впереди крутой обрыв, — ты не подумай я …

— Нет, мам, — успокаиваю родительницу, ловко справляясь с электрической перечницей. Супер штука! Раз и готово. — Всего на восемь лет.

Губы трогает легкая задумчивая улыбка, а ведь когда-то мне казалась такая разница в возрасте настоящей пропастью.
Слышу негромкое бормотание так похожее на молитву. Должно быть, мама боялась услышать другую цифру, намного внушительнее, озвученной. Папа тоже партизан, — по-доброму негодую, — мог бы и рассказать, что Максим у меня молодой и в старики уж точно ему рано записываться.

— Когда я уже поговорю со своим будущим зятем? — не унимается мама, но, по крайней мере, в ее голосе уже не слышится настороженных нот. Скорее всего, она решила, что восемь лет — вполне себе приемлемая разница. — Может, передашь трубочку, поздороваться?

Машу головой в отрицательном жесте, но, когда понимаю, что она не может это видеть, спохватившись, зажимаю сильнее трубку между щекой и плечом, отвечаю:

— Максим на работе, так что… разговор откладывается, — Ладно, мамуль, целую, папке привет! — решаю закончить разговор, что и так длится без малого сорок минут.

Я уже хочу положить трубку, как слышу мамин тяжёлый вздох:

— Не могу поверить, что моя маленькая девочка выросла, — в ее голосе звучат явные нотки грусти и какой-то щемящей ностальгии. — Вот, сама скоро станешь женой и матерью…

После этой фразы телефонный разговор затягивается ещё на добрых полчаса.
Беседа оставляет тёплое приятное послевкусие, и я понимаю, как сильно соскучилась по нежным рукам мамы.

Переложив длинные тонкие кусочки мяса в сковородку, которую, между прочим, нашла с огромным трудом, добавляю небольшое количество оливкового масла. На сильном огне мясо шкварчит, заполняя обеденную зону умопомрачительным ароматом. Быстро распечатав бумажный пакет с мукой, отмеряю нужное количество для подливы. Чихнув, провожу по кончику носа рукой, испачканной в муке.

— М-м-м, детка, чем так вкусно пахнет?

Вздрагиваю, оборачиваясь. Максим, как всегда, подобрался ко мне совершенно бесшумно.
Синие глаза горят озорным огоньком, хриплый смех ласкает мой слух.

— Ты испачкалась в муке, — почти невесомо смахивает оставшиеся следы муки с моего носа и щеки. — Вот так, — улыбается своей неподражаемой улыбкой, заставляя мое глупое сердечко трепыхаться, как хрупкие крылья мотылька, так опасно посмевшего подлететь к танцующему пламени открытого огня.

Это мой мужчина! Мой будущий муж… отец моего ребёнка. Кажется, в это мгновение я завидую самой себе.

Смущённо поправляю выбившуюся прядь возле виска и непроизвольно разглядываю любимого: синяя рубашка, чёрные брюки кэжуал, тёмные ботинки. Строго, но, тем не менее, так стильно, ничего лишнего. Даже часы на его запястье именитого бренда, будто подобраны специально к этому ансамблю непревзойденного имиджа.

— Люблю тебя, — смотрит в глаза пристально, словно заглядывая в самую душу. Отвечаю на признание Максима нежной загадочной улыбкой — не дать, ни взять настоящая Мона Лиза. Моего мужчину не так просто смутить, синие глаза пронзают насквозь, заставляя на мгновение забыть, как дышать.

— А ты?

12. Глава 13

Садулаев не из тех, кто будет жить догадками и терпеливо ждать погоды у моря. Он настойчив и непоколебим.