Он притащил меня в свою квартиру и уже битый час терроризировал. Запугивал, давил, кошмарил, одним словом. А все для чего? Чтобы я наплела журналистам все то, что он мне велел.

— Дай опровержением своим словам.

— Нет. Это называется не опровержением, это называется враньем. И вы просите меня взять на себя всю вину. Заявить, что я сознательно обманывала, чтобы получить от вас деньги. Кем я буду выглядеть в глазах людей? Более того, это неправда! И уж про то, что Мила не ваша, я сочинять точно не стану, — упрямо выдала я, задирая подбородок и скрещивая руки на груди. — Вам меня не запугать. Даже Вашим Иваном!

Нет, конечно, Ивана я боялась, но не признаваться же в этом прямо в лицо врагу?

— Значит, ты отказываешься сотрудничать со мной? — хмыкнул Макс, откидываясь на спинке кресла. Нахмурившись, он как-то странно на меня взглянул, а затем кивнул чему-то своему.

— Отказываюсь. Теперь мне можно идти?

Вообще-то, дел у меня было и впрямь много. Храм, при котором я жила, нуждался в уходе, и я выполняла несложную физическую работу. В обмен на это мне приютили, дали еду и крышу над головой, помогали с малышкой и обучением на вечерних курсах.

Я не могла подвести настоятельницу, которая столько всего делала для меня, прося взамен совсем немного.

Мне нужно было спешить. Было много работы по огороду и на кухню, а Орлов меня задерживал.

— Вы долго будете сверлить меня взглядом? — Я сглотнула. Стало не по себе. Конечно, я храбрилась, как могла, но я ведь уже говорила, что Максим вызывал во мне какой-то подсознательный страх? Вот и сейчас мне вдруг стало страшно. Взгляд янтарных глаз стал тяжелым, не сулящим ничего хорошего.

— Если честь для тебя так важна и врать зазорно, тогда попрощайся с ребенком.

— Ч-что? — не веря услышанному, прошептала я, заикаясь. — Вы… Вы не…

— Что? Не смогу? Не стану? Уверена? — Максим ухмыльнулся. — А я вот думаю, что легко позвоню своей старой приятельнице из опеки и сообщу о непутевой мамаше, которая родила ребенка и не может его содержать. Которая требует признания отцовства от чужих мужиков и живет при монастыре. Без кола, без двора, без денег, образования и прочего. Как думаешь, как быстро заберут твоего ребенка? — холодно произнес Орлов.

— Но… она же Ваша дочь… Ваша семья… Вы правда можете так поступить с ней? Отдать ее в приют? — Комок подступил к горлу, но я из последних сил себя сдерживала.

Волна ужаса накрыла меня при мысли, что Милу заберут.

Поначалу, когда я только-только забеременела, я думала о таком, признаюсь. В девятнадцать, без образования, без кола и двора, как выражался Максим, без поддержки родных, в чужом городе, с работой, которой вот-вот лишусь, я действительно подумывала о том, чтобы отдать малышку на удочерение.

Но только в самом начале. Чем больше становился срок, тем отчетливее я понимала, что никогда не смогу с ней расстаться.

А теперь эта мысль и вовсе казалась чудовищной.

Мила была моей. Моя плоть и кровь. Часть меня. моего сердца и души. Я не смогла бы прожить без нее и дня.

— У меня нет семьи, — процедил Максим, резко вставая из-за стола. Подойдя ко мне, он молча поднял мое лицо за подбородок и в этот момент слезы отчаяния все-таки прочертили дорожки по моим щекам. — Так что, я могу звать журналистов?

— Д-да… — ради Милы я готова была умереть, не то, что поступиться своими принцами.

— Вот так вот, — улыбнулся Максим, тихо хмыкнув. — С вами, женщинами, по-хорошему нельзя, — отворачиваясь и отпуская меня, бросил он. — По-хорошему вы не понимаете.

4. Глава 4

— Мы так не договаривались!