Сейчас, сидя в церкви рядом с родившейся в ту ночь дочерью, я вспоминала мою близость с ней. Физическую. Эмоциональную. Духовную. Она так рано расцвела между нами. Как могла эта близость перейти в такое невыносимое противостояние? Была ли надежда ее когда-нибудь вернуть?

Эмерсон

Господи, я чувствовала себя как зомби. После службы все собрались у меня, но я с трудом могла пробираться по своим собственным комнатам. Лица и голоса слились в какую-то массу. Почти все были в черном, кроме меня. Я надела мою любимую зеленую блузку и цветастую, зеленую с коричневым, юбку, которая стала мне тесновата в талии. Просто вытащила все из шкафа утром, не раздумывая. В любом случае, Ноэль терпеть не могла черного.

Я только смутно сознавала происходящее: Дженни и Грейс ушли наверх, чтобы избежать общества взрослых. Нанятый Тарой кондитер скользил из комнаты в комнату с подносами с брускеттой и креветками; Тед постоянно следил за мной глазами. Он знал, что я в плохом состоянии. Я была рада, что мать Ноэль с сопровождавшим ее социальным работником уехали сразу после службы. Не думаю, что я могла бы дольше переносить ее скорбь.

Тара, как всегда, вела светские разговоры, но преимущественно держалась поближе ко мне. Тед и Йен заняли свои места в уголке, разговаривая, скорее всего, о спорте. Я как-то еще не привыкла видеть их вместе без Сэма. Вот теперь и Ноэль уже нет. Мало того, мне позвонили утром из больницы и сообщили, что они переводят моего любимого дедушку в хоспис. Я постепенно теряю всех. Теперь уже долго ничто не поправится.

Пришли несколько волонтеров, работавших в детской программе Ноэль. Я знала большинство из них, но поверхностно. Я старалась разговаривать со всеми, кивала, улыбалась, пожимала руки. Все говорили что-нибудь хорошее о Ноэль. Никто не сказал: «Почему она это сделала?» Во всяком случае, никто не спросил меня. Меня спрашивали, как идут дела в кафе, и я, как обычно, отвечала: «Прекрасно! Заходите как-нибудь». Но их голоса и мой собственный звучали как в густом тумане. Я искала глазами человека, которого здесь не было: Ноэль. Когда я ловила себя на этом, то возвращалась к реальности. Я, наверно, схожу с ума, думала я.

Час спустя – час, показавшийся мне тремя, – Тара отвлекла меня от женщины, не умолкая говорившей что-то о вязании детских вещей.

– Перерыв, – сказала она мне на ухо.

Я позволила ей провести меня в комнату, которую мы пристроили в прошлом году. Взяв меня за плечи, Тара заставила меня опуститься на софу, а сама шлепнулась на оттоманку напротив. Голоса из гостиной глухо доносились сквозь закрытую дверь. Я взглянула на Тару.

– Спасибо, – сказала я. – Я там просто затонула.

– Я знаю. Это тяжело, – кивнула Тара.

– Я постоянно ищу Ноэль, – призналась я. – Ведь это безумие, правда? Я не шучу, я серьезно говорю. Я ожидаю, что она вот-вот войдет.

– Я тоже, – сказала Тара. – Я иногда даже вижу Сэма. Мне показалось, я видела его на днях в бакалее. И когда какой-то парень ехал по Уотер-Стрит, я чуть было не развернулась, чтобы поехать за ним.

– Не понимаю, почему на службе было так мало народа, – сказала я. Присутствие или, вернее, отсутствие меня очень огорчило. – Я думала, что там будут все матери, чьих детей она когда-то принимала. – Я покачала головой. – Ты знаешь, какие у нее всегда были отношения с ее мамочками. Такая близость. Я думала, они все придут.

– Понимаю. – Тара потерла мою руку, лежавшую на бедре. – Я подумала то же самое. Но, может быть, они не видели статью в газете. – Она написала в газету о Ноэль, и у нее получилась прекрасная статья. Местами несколько мелодраматическая, но от Тары этого следовало ожидать.