– Ну нет, – мотаю головой, – не перекладывай с больной головы на здоровую. Не нужно мне говорить о том, как себя будет чувствовать Саша. Твоими молитвами ему теперь придется мириться с новой реальностью.

– В которой его мать шлюха, не ночевавшая дома? – выплевывает он мне в лицо.

Обида на него выливается в то, что я со всей силы заряжаю ему по щеке. Ладонь обжигает сотнями мелких иголок, голова Алексея дергается в сторону.

Но мне все равно, что ему больно. Пусть даже и не сильно, потому что по сравнению с его силой, моя ничтожна мала.

Слёзы выступают на глазах, затуманивая зрение. Я ощущаю себя крошечной и беспомощной перед нависающим надо мной мужчиной, который должен был быть мне опорой и защитой. Которого я любила, и с которым видела остаток своей жизни.

Мы оба тяжело дышим, испепеляя друг друга взглядами. Желание накричать на него такое сильное, что я еле справляюсь. Вот только понимание, что это бессмысленно сильнее. Он все равно не услышит.

– Тебе должно быть стыдно, – произношу вместо этого очень тихо. – Стыдно за то, как ты поступил со своей семьей. Как ты поступил со мной, вышвырнув меня в подъезд в одном белье. Стыдно за то, что чужой человек посчитал меня настолько жалкой, что по-человечески приютил у себя. А сейчас, после того, что мне пришлось чувствовать себя бездомной, ты еще позволяешь себе эти мерзкие обвинения в мой адрес, – по моим щекам таки стекают предательские слезы, – Я не знаю тебя такого, Леша. И не хочу знать. Ты больше не тот человек, за которого я вышла замуж и которого полюбила всем сердцем.

На то, чтобы сказать эти слова у меня уходят все силы. Из меня их будто высосали вакуумом, оставив пустой.

Губы Леши складываются в тонкую линию, на лице мелькает сомнение.

Я обхожу его, чтобы уйти в ванную. К ступням прилипла мелкая грязь от пыли в подъезде и единственное, чего мне хочется – это встать под горячую воду и смыть её. Её, и ту, что кажется облепила меня со всех сторон. Грязь, которую принес в дом мой муж.

– Лера, – сильные пальцы смыкаются на моем локте, когда я прохожу мимо. – Ладно, извини. Я вспылил. Но это потому, что не мог найти тебя. Боялся, чтобы ты ничего не сделала с собой.

Я вскидываю на него удивленный взгляд.

– Из-за тебя? Леша, мне не шестнадцать. У меня есть сын и ответственность. Бросаться с моста из-за человека, который меня предал, я не стала бы, как бы больно мне не было. Ты этого не заслуживаешь.

Он криво усмехается.

– А говоришь, что любишь…

– По-твоему любовь – это отсутствие критического ума? То есть если бы я тебе изменила, ты бы выбросился из окна?

– А ты мне изменила? – смотрит на меня исподлобья.

Я устало выдыхаю.

– Отпусти меня. Мне нужно в душ.

– Ты не ответила.

– А ты сам догадайся. Ты же знаешь меня много лет, Авдеев.

Потянув на себя руку, освобождаюсь из его цепкого захвата.

– Выйдешь и мы поговорим, – несётся мне настойчиво вслед. – Я жду тебя, Лера!

Лера

Жди, сколько вздумается.

Ради тебя я больше не собираюсь торопиться, как это делала всегда. Утром вставала раньше, чтобы приготовить завтрак, вечером спешила домой, игнорируя встречи, на которые меня звали коллеги. Потому что Леше нужен свежий ужин. Те блюда, что стоят два дня он не ест.

Так приучила его моя свекровь. Она всегда готовит три раза в день, и тому же научилась у неё я. Сама. Меня намеренно не заставляли. Просто я решила, что раз Алексей так любит, то я буду стараться для него.

Глупая такая, Боже.

Светлана, моя подруга и по совместительству коллега в школе, учитель биологии, всегда негодовала, мол, мне нечего делать, как проводить столько времени у плиты. Она дескать готовит дочери суп один раз на три дня, и никто не жалуется. Вечером они заказывают ужин, или обходятся пельменями в крайнем случае. Но обязаловки торчать у плиты у неё нет.