- Это хорошая прелюдия. – Рычал он. – Мне нравится, как ведет себя твое тело, когда ему хорошо. Я чувствую, как сокращаются твои мышцы. Знала бы ты, насколько это приятно. – Арн вновь схватился за бедра, и еще плотнее натянул жену на себя.

Вновь хлюпающие звуки, которые разносились по всей комнате. Толчки ощущались разрозненными, глубокими и иногда болезненными, отчего Сонн пыталась отползти, но муж крепко держал её за ягодицы. Не сводил взгляда с красного лица, лишь иногда опускал его на топорщащиеся из-под легкой рубашки соски. С возбужденной усмешкой смотрел, как не сходились на груди белые пуговицы, а затем расстегивались от натяжения. Грудь поднималась и опускалась от толчков, пошло вываливалась из бежевого лифа.

Намного сильнее возбуждало, чем любое порно, которое едва ли вызывало отклик внутри. Арн легко видел любые наигранные эмоции и ненавидел их. Жил живыми, естественными, даже если это стыд и обида в отношении него. Ему нравилось все.

Бауэр любил власть. И иногда любил её показывать. Позволять, разрешать, одергивать.

Сонн отвела глаза. Глубоко, слишком резко, грубо, сильно, приятно лишь потому, что она только что уже испытала один оргазм. Однако с каждой секундой внутри разрасталось опустошение. Печаль. Девушка вздрогнула, когда внутри стало слишком горячо, вязко, но толчки продолжали заталкивать сперму внутрь. Мужчина скалился. Он… еще не закончил.

Сегодня муж за, практически, семь лет брака впервые сказал, что любит.

Но отчего-то ей казалось, что нет.

2. Арнст

Он в очередной раз попросил её уйти. Расслабился. «Наелся», вдоволь, эмоциями, которых хотел, физическим удовольствием, пожелал спокойной ночи и попросил оставить его одного. Иногда Сонн замечала, что после секса муж на недолгое время становился мягче. Не третировал, не цеплялся, не обижал. Она просто опустила глаза, отчужденно вздохнула и вышла.

Комната, в которой сидел Арн, всегда казалась темной, даже в самый яркий солнечный день. Восход был где-то сбоку дома, и закат тоже, и свет проходил мимо окон мужчины. Темно-коричневые, практически черные шторы не пропускали никаких, даже случайных лучей, одинокая двуспальная кровать напротив окна всегда была заправлена однотипными белыми комплектами постельного белья. На полу слегка бликовал дубовый паркет линейной укладки, ближе к стене стоял небольшой, бежевый, мягкий диванчик, на котором профессор по утрам пил кофе. Пил кофе и смотрел на компьютерный стол рядом с панорамным окном. Тусклое, хотя и огромное. Но, все же, из него была видна часть города.

Самая высокая точка на многие километры. Тут, именно в этой глухомани, где Бауэр купил дом, застеклил чердак, и установил там телескоп, ценой под пол миллиона долларов. Звезды были одной из нескольких вещей, которые на самом интересовали мужчину. Занимали, заставляли анализировать. Думать.

Арн был одним из немногих, кто популяризовал космологию. «Переводил» научную литературу на язык массового обывателя, и продавал её под «соусом» самообразования и саморазвития. Мог бы преподавать в университете на хорошей должности, но преодолеть сильную интроверсию в купе с некоторой мизантропией так и не смог. Просто иногда давал дорогие лекции, или приезжал по настойчивому приглашению уважаемых лиц университета.

Его легко узнавали коллеги-астрономы, заискивающе пожимали руки, рекламировали свои затеи с намеком на инвестиции, но Бауэр часто скептически отмахивался. У него были свои проекты, чтобы в них вкладываться. Просьбы других людей часто звучали для Арнста как что-то, что сотрясало воздух, и не более того.