Он что-то еще говорил адвокатам в коридоре. Что-то доказывал, но, в конце концов, хлопнула входная дверь. Сонн замешкалась, глядя, как гости рассаживались по машинам и тут же вздрогнула, когда муж вернулся на кухню. Прищуривал глаза, ехидно ухмылялся.
- Я был готов к истерике, с упоминанием презумпции невиновности. – Арнст бросил сухой, высокомерный взгляд на жену. – Что, новый ухажер уже подготовил тебе лужайку для выгула? Откуда такое напыщенное спокойствие, не жаль просраных семи лет?
- А ты ждал моих слез? – Спросила в ответ девушка, пустыми глазами провожая уезжающие автомобили. – У меня было семь лет, чтоб их потратить.
- Шлюха. – В зрачках мелькнуло что-то жуткое. – У тебя тридцать дней, чтобы собрать свои уродливые рубахи, забрать собаку, снять себе жилье и испариться отсюда, ты слышала? Я даю тебе это время из своей… доброты. Только из своей доброты, в силу того, что мы прожили вместе семь лет. А еще из того, что мы, пока что, все еще муж и жена. Ты усвоила? Тридцать дней. Но если посмеешь привести сюда еще хоть кого-нибудь из своих куколдов для траха, вышвырну в ту же секунду. Будешь свои тряпки собирать по помойкам.
- Я освобожу тебя намного быстрее, чтобы ты не мучился моим обществом. – Глухо ответила Сонн. – Желаю тебе… стать счастливым.
- О, я стану, не беспокойся. – Мужчина оскалился. Казалось, его раздражало это пожелание. – Отсутствие такой отбитой жены в моей жизни сделает меня заметно счастливее.
- Рада за тебя. – Сухо ответила девушка, развернулась и пошла прочь из кухни.
Он не оборачивался. Не шел за ней и не сыпал оскорблениями, хотя бы за это Сонн была ему сегодня благодарна. Её подставная измена разбудила в недрах мужа тех демонов, о наличии которых жена догадывалась, но не хотела думать, что они вправду есть. Жестокость и высокомерие помножились, теперь она была в этом доме кем-то вроде забытого мусорного мешка. Надо вынести, но нет возможности. Можно пнуть, чтобы выместить раздражение.
Из дыры в душе сочился гной. Стоило ли выходить замуж за человека, который в прошлом позволял в отношении других те высказывания, какие сейчас позволял себе на её счет? За человека, который с неприкрытым высокомерием смотрел на всех прочих? С чего Сонн тогда взяла, к ней он будет относиться как-то по-другому?
Может, с того, что ей было едва ли восемнадцать лет. С того, что она была девочкой-идеалисткой, которая верила в исправление плохих парней любовью и заботой. И грустно и смешно, теперь.
Плохой парень Арнст вырос в злого мужчину. Циничного и жестокого, а наивная демонстрация нежной любви заставила его думать о девушке, как о слабачке. Любовь – слабость.
Разве может быть как-то по-другому?
На улице завывал холодный ветер, который нес с севера грозовые облака. Холодало.
Усталость заставляла глаза слипаться. Почти бессонная ночь, затем чудовищный день, которой ни оставил от нервов ничего, кроме разорванных в клочья нитей. Складывалось впечатление, кто какие-то пальцы на руках еще имели чувствительность, а какие-то уже нет. Словно на самом деле рвались, или отмирали. Раскалывалась голова.
От вида спальни теперь подташнивало. Сразу вставал перед лицом тот вид с раскиданными презервативами, с пролитой бутылкой дешевого вина, и накатывала тошнота. Без сил Сонн упала на широкую кровать, свернулась клубочком, зарываясь лицом в колени.
В комнате послышались редкие, разрозненные всхлипы.
А ничего, собственно, не изменилось. Что раньше она плакала в одиночестве, что теперь. Много ли теряется из-за развода? Если только… возможность прийти к мужу в спальню напротив, и быть посланной. Стоит по такому скучать? Здравый смысл подсказывал, что нет. А гной все равно пульсировал в ране, она так болела, что дышать становилось тяжело. «Муж года» - со злостью хрипела девушка, глядя на побледневшие ноги. Закладывал, краснел, распухал нос. Слипались длинные ресницы.