– Он отправил меня на принудительное лечение, – выдаёт вдруг. – Якобы от алкоголизма.

– Ты могла отказаться, – это я тоже знаю. Что Тамара лежала в клинике.

– Не могла! У нас был уговор. Я ложусь, чтобы его легенда не рассыпалась. А после этого Паша разрешает мне видеться с детьми. Я провела там три месяца. А когда вышла… Он сказал, чтобы я на метр не подходила к детям.

– И ты послушалась?

Я бы под дверью ночевала, случись что-то подобное. Точно бы не пропала на столько лет. За год, два – можно найти хоть какой-то вариант.

У Тамары было девять лет. Два года судов, а потом – семь в ожидании. Почему же она объявилась только сейчас?

Вспоминаю, что Тимоша тоже её видел. Тамара просто хотела его увидеть? Или решалась заговорить?

В любом случае она могла сделать это раньше.

– Он угрожал, что закроет меня! – взвизгивает женщина. – Либо в милицию заявит, что я преследую детей. Либо в психушку сдаст. У него же есть все возможности для этого.

– А сейчас? – уточняю я. – Почему тогда сейчас решила вмешаться, раз так его боишься?

– Потому что поняла – другого выхода нет. Я искала варианты. Ходила к дорогим адвокатам, ездила в другие города. В столицу. Везде обращалась. Но никто не рисковал браться. Проигрышное дело. Если бы я сразу обратилась, ещё до суда, то был бы шанс.

– Почему именно сейчас ты обратилась ко мне?

– Я недавно узнала, что ты беременна.

– Какое это имеет отношение к вашим разборкам?

– Я надеялась, что Паша станет мягче. Знаешь, пойдёт навстречу. Или хотя бы… Это прозвучит ужасно, но вдруг он тогда не стал бы так цепляться за сыновей? Хоть немного поступился бы. Но Паша отказался.

Значит, муж говорил с Тамарой? Потому что мне он ничего об этом не рассказывал. Я была уверена, что женщина просто исчезла и забыла.

История получается такой складной, простой. И всё сходится. Обычная секретарша против крупного бизнесмена.

Мало шансов.

Я сама сейчас в такой же ситуации. Не знаю, как уйти так, чтобы не остаться на улице с тремя копейками в кармане.

Хоть украшения сдала. Получила приличную сумму, которую закинула на карточку. Боялась, что Паша заметит много налички.

Этого мне хватит. Так ведь?

– Ты мой последний шанс, – Тамара смотрит на меня с надеждой. – Я не могу ещё ждать несколько лет, пока Тимуру стукнет восемнадцать. А до совершеннолетия я не могу подходить.

– Придерживаешься всех правил?

– Если Соколовский упечёт меня за решётку, ближе мои дети ко мне не станут. А мне хотя бы раз в неделю с детьми видеться. Поговорить. Прийти к ним в школу на выступление.

– Они не выступают на школьных мероприятиях.

– Вот! Я даже этого не знаю. Ничего. Пожалуйста, пойми меня.

Я понимаю. Не представляю, что со мной было бы, если бы я вдруг потеряла своих детей.

Ведь для меня Тимы родные, пусть по крови. Развод станет ещё сложнее, потому что я должна потерять их.

А как быть родной матери…

– И ты с ними никогда не виделась? – уточняю, сощурившись. – Если я решусь поговорить с Пашей, то должна знать правду.

– Нет! Я с ними не говорила, не подходила. Ты представляешь, насколько это сложно? Держаться вдали, когда просто хочешь прижать своего ребёнка к себе.

– Не представляю.

Я отвечаю холодно, без капли жалости. Потому что ложь я принимать не собираюсь. Тамара – врёт.

Ведь Тимоша сам мне рассказал, что видел её. Она видела его. Наверное, просто не успела подойти.

У меня хватает своих забот. Я не собираюсь бросаться на помощь Тамаре, себя расшибать ради неё.

Женщина надеялась, что моя беременность сделает Пашу мягче? Не знаю даже.

Меня она более жёсткой сделала.