– До конца жизни, – сказал он тогда. Оказывается, у вечности есть срок годности.

– Что нам сказать людям? – спрашиваю я, цепляясь за практические вопросы, чтобы не скатиться в пропасть отчаяния. – Твоим коллегам, моим друзьям...

– Правду, – пожимает плечами Ян. – Мы приняли обоюдное решение расстаться. Без драм и истерик.

Обоюдное. Вот как это будет выглядеть. Словно я тоже этого хотела. Словно у меня был выбор.

За окном сгущаются сумерки. Тени в комнате становятся глубже, контуры расплываются. Где-то вдалеке слышен шум проезжающих машин, гудки, обрывки музыки. Обычная городская жизнь, которая продолжается, несмотря на то, что мой мир только что рухнул.

– Когда ты уезжаешь? – задаю следующий вопрос, чувствуя, как ногтями царапаю ладонь до крови. Боль помогает сосредоточиться, не дает мыслям разбегаться.

– Я соберу вещи завтра, пока тебя не будет, – отвечает Ян деловито. – Не хочу создавать неловких ситуаций.

Как заботливо. Не хочет травмировать меня видом того, как он покидает наш общий дом. Или просто не хочет тратить время на мои слезы и просьбы?

– А сегодня? – голос дрожит. – Где ты будешь ночевать сегодня?

Ян смотрит на часы. Жест такой обыденный, что меня охватывает гневное удивление. Как он может сейчас думать о времени? Как вообще может стоять здесь, спокойный и собранный, когда произносит слова, которые разрушают нашу жизнь?

– У меня есть дела, – отвечает уклончиво. – Не жди меня.

Не жди меня. Фраза, которую я слышала сотни раз за годы нашего брака.

“Не жди меня к ужину”, “Не жди меня, у меня важная встреча”, “Не жди меня, я задержусь”. А сейчас эти слова приобретают совершенно новый смысл.

Не жди меня.

Никогда.

Никогда больше.

– Ты будешь у нее? – вопрос вырывается против моей воли, ядовитый, острый.

Лицо Яна каменеет. Губы сжимаются в тонкую линию. Он ненавидит, когда я задаю прямые вопросы, когда требую ответов вместо того, чтобы просто подчиниться его решениям.

– Это не твое дело, Ирина, – говорит он холодно. – С сегодняшнего дня моя личная жизнь тебя не касается.

Слова бьют наотмашь. В груди разливается жар. Смесь боли, унижения и внезапного гнева.

– Пятнадцать лет, – повторяю я, и теперь в моем голосе слышится что-то, чего не было раньше. Сталь. – Пятнадцать лет я была твоей женой. Поддерживала тебя, когда ты только начинал свой бизнес. Терпела твои задержки на работе, твои командировки, твои деловые ужины. Всегда была на втором плане, потому что понимала, как важно для тебя твое дело. И вот так ты меня бросаешь? Из-за какой-то...

– Осторожнее, – его голос становится похожим на рокот хищника: тихий и опасный. Так он разговаривает с непослушными подчиненными, с конкурентами, с теми, кто переходит ему дорогу. Но никогда прежде со мной. – Не говори того, о чем потом пожалеешь.

Выпрямляюсь, стараясь придать телу устойчивость, хотя внутри всё дрожит.

– Чего ты боишься, Ян? Что я назову ее шлюхой? Или тебя предателем?

Его глаза сужаются. На секунду мне кажется, что он ударит меня. Но вместо этого Ян делает глубокий вдох, словно успокаивая себя.

– Вот поэтому я не хотел вдаваться в подробности, – говорит он ровно. – Чтобы избежать сцен и оскорблений. Но если ты настаиваешь на том, чтобы всё испортить...

– Испортить? – в моем смехе нет веселья, только горечь. – Что еще можно испортить? Ты уже всё уничтожил!

Ян качает головой, жест, полный снисходительного разочарования. Словно я ребенок, закатывающий истерику.

– Вот видишь, – произносит тихо. – Ты не можешь контролировать свои эмоции даже сейчас. Это всегда было твоей проблемой, Ирина. Слишком чувствительная, слишком эмоциональная. Всегда ждешь от меня того, чего я не могу дать.