Поэтому мысль о том, что у него кто-то был до меня, да еще и жениться хотел — бесит ужасно! Просто без ножа режет!

Но разве можно винить его в этом?

Делаю глоток вина, пытаюсь привести мысли и чувства в порядок. Витя искоса кидает взгляд на чемодан, потом на меня. Смотрит исподлобья.

— Вот так вот, выгнать готова? — спрашивает. — После стольких лет семейной жизни?

В голосе проскальзывает ирония. Пытается разрядить обстановку.

— Еще как готова, — отвечаю сдавленно, со стуком ставя бутылку на стол. Вытираю рукой губы, забив на помаду. — И это, считай, ты легко отделался.

Ухмыляется, но все еще настороженно. Смотрит на меня изучающе, прощупывает почву. Скользит взглядом по фигуре.

— Ты такая красивая, — говорит, глядя тем самым взглядом, от которого, знает, зараза, я всегда таю.

— Зубы мне не заговаривай, — огрызаюсь.

Но уже без былого запала.

Ревность все еще бушует, но теперь, по крайней мере, все понятно. Это его странное поведение. Он же врать вообще не умеет! А как говорят: не умеешь — не берись!

Простить его, что ли?

Пока раздумываю, Витя стягивает с своих широких плеч пиджак. Кидает в кресло. Начинает расстегивать рубашку.

Смотрю на него, приподняв одну бровь. Чего это он?

Отвожу взгляд. Снова нервно тянусь к бутылке. Прикладываюсь к горлышку и, не выдержав, пробегаюсь взглядом по мощному торсу мужа.

Хорош, подлец! Широкие плечи, четкий пресс. Не как у качков-нарциссов, а как у настоящего крепкого мужика. От пупка к ремню спускается дорожка темных волос.

Витя замечает, что я смотрю. Зрачки расширяются, как у хищника, взгляд становится цепким, тяжелым. Медленно снимает рубашку и швыряет ее на пол.

Фуф! Это вино, или в комнате стало жарковато?

– Иди ко мне, моя ревнивица, – басит с легкой хрипотцой, распахивает руки, приглашая в объятья.

Фыркаю. Вот еще!

Но сердце уже оттаяло.

Делает шаг ко мне. Медленно. Отбирает из рук бутылку, ставит на стол с тихим стуком и притягивает к себе.

Не сопротивляюсь. Прижимаюсь к его груди щекой, губами. И сразу мурашки по телу. От головы до пяток.

Его запах – этот солоноватый, терпкий, мужской – сбивает дыхание. Ни следа другой женщины, никаких чужих духов. Только он.

Стою прижавшись, надышаться не могу.

– Так и сказал? – мямлю, уткнувшись в его грудь. – Что пиздец, как меня любишь?

– Так и сказал, – отвечает спокойно.

Запускает пальцы в мои волосы, гладит. Нежно, ласково.

– Так и почему она исчезла? Двадцать лет назад.

– Нашла побогаче, – хмыкает.

Фыркаю:

– Ну и дура. Такого мужика упустила.

Поднимаю на него глаза. Провожу рукой по мягкой бороде. Чудовище мое.

– Я тебя тоже убью, Витя, если чего. Понял? – шепчу.

Он ухмыляется:

– Понял.

И целует. Терпко, крепко, так, что отключает голову. Расплавляет меня, как шоколадку.

Отвечаю – всем телом, всем существом.

– Какое красивое платье, – шепчет мне в губы.

– Не люблю его. Оно колючее, – выдыхаю.

Его рука скользит вдоль спины, находит молнию. Мягко расстегивает. Платье медленно расползается по коже. Вздрагиваю от жара его ладоней.

– Без него еще лучше.

***

Виктор

– Да куда ты прешь, олень! – рычу, сжимая руль так, что побелели костяшки

Кидаю взгляд на часы. Опаздываю на встречу.

Разгар дня. Итак трафик адский, так еще полгорода перекрыли из-за репетиции парада Победы. Машины ползут, толкаются. Все спешат, на взводе.

Давлю на газ, обгоняю, ругаюсь сквозь зубы. В голове между тем крутятся мысли о вчерашнем.

Жена чуть не выперла из дома. Капец. Детей к маме отправила, чемодан даже собрала. С моей тигрицей шутки плохи. Прошел, так сказать, по тонкому льду.

Съезжаю с ЗСД, резко торможу – какой-то ушлепок выныривает передо мной. Тормоза в пол. И тут сзади стук в бампер. Легкий, но ощутимый.