Пятнадцать минут? Он шутит?! Эти два товарища только носки пятнадцать минут надевают. Еще перекус собрать надо. Боже, хоть бы рюкзаки со вечера собрали…

Поведение мужа меня ужасно беспокоит. Но выяснять отношения сейчас некогда.

Недовольно иду мимо Вити к выходу из спальни. Но он вдруг ловит меня сзади, притягивает к себе:

– Эй. Ну ты чего? — рычит на ушко, борода мягко щекочет шею. — Вчера было супер, правда? Люблю тебя, рысенок.

– Да. И я тебя, – улыбаюсь, но в горле першит. – Пойду проверю, проснулись ли дети.

Витя отпускает и легонько хлопает меня по попе. Он часто так делает. Но сейчас это… напрягает. В груди тревога перекатывается как клубок ядовитых змей.

Замираю в дверях прежде, чем выйти. Оборачиваюсь:

– А какой новый пароль? – спрашиваю, бросая невинный взгляд на мужа.

Руки Вити, секунду назад застегивавшие манжеты, замирают.

– Жене-то ты доверяешь? – спрашиваю прищурившись, глядя прямо в глаза.

Он нехотя выдыхает:

– Два-пять-ноль-пять-восемь-пять. Только пацанам не говори.

– Конечно, – киваю с натянутой улыбкой.

Выхожу. Настроение падает, как температура зимой на термометре. Ну и что, что сказал. Я не идиотка! Я же видела, как он напрягся! Что-то скрывает.

Мальчишки, слава богу, уже проснулись.

– Так, в темпе вальса! Вас сегодня папа везет. Кто не успеет – пойдет сам до школы, пешком. Форму для физры не забудьте, постирала, на третьей полке лежит.

Сама бегом вниз, на кухню. Включаю чайник, заливаю овсянку-минутку, делаю бутеры с маслом и сыром. Слава богу, пара яиц сваренных со вчера остались. Вот и завтрак. Просто мать года!

Мотя и Тима спускаются сонные, в школьной форме. Волосы торчат, будто ими всю ночь вместо швабры полы мыли.

Выдаю ложки, приглаживаю вихор у Тимки. Складываю в рюкзаки яблоки, питьевые йогурты.

Витя спускается. Медленно, вальяжно. В черном итальянском костюме, до блеска начищенных ботинках. Бросает взгляд на часы. А надушился – аж с кухни слышу.

Это он для налоговой так приоделся?

– Тебя к ужину ждать? – спрашиваю.

– Не знаю пока. Приеду в офис, сориентируюсь и отпишусь в течение дня. Но сильно не рассчитывай.

Забирает мальчишек. Уезжают.

Стою на пороге дома, смотрю удаляющимся фарам внедорожника. В груди щемит. Что-то не так.

Никогда не ревновала мужа. А теперь вот… на ровном месте.

Или не на ровном?...

***

– Ага, отлично! Ален, подбородок чуть выше, – бегаю вокруг ребят в поисках лучшего ракурса.

Студию заливает мягкий свет, как я и хотела. Он скользит по белым стенам, подсвечивает длинные волнистые волосы Алены, делает их будто золотыми.

Обожаю это утреннее сияние. Ради него-то и поставила съемку так рано.

– Кир, ближе к Аленке, угу. Тоже положи руку ей на животик. Замерли, хорошо…

Щелк. Щелк. Смотрю на экран фотика. Офигенно выходит.

Алена нежная, как нимфа, в светлом кружевном платье и округлым животиком. Кирилл обнимает ее сзади, положив руки туда же. Ласково, бережно. Такие красивые, что аж дух захватывает.

Кирсановых я снимаю уже второй раз. Первый был еще до свадьбы. А теперь вот – ожидание малыша. Для меня такие съемки – не просто работа. Я сохраняю самые трепетные, искренние моменты семей.

Кадр за кадром, момент за моментом. Когда съемка подходит к концу, ребята переодеваются, а я собираю оборудование.

– Кир, – бросаю, как бы невзначай. – Слышала, у вас новый главбух? Лидия, кажется?

Кирилл надевает пиджак, как-то странно смотрит на меня, хмурится:

– Не в курсе. Честно говоря, не сильно слежу за перестановками в финотделе. Это Ярова епархия.

Меня его ответ сразу напрягает. Как это не в курсе? Главбух – не ассистентка же какая. Тем более, Витя сказал, что Елену Васильевну на той неделе всей компанией на пенсию провожали.