- Я же сказал тебе, забудь о разводе. Мы, семья Снежана, ею и останемся, навсегда, как бы ты не сопротивлялась, - скрестив руки на груди, безапелляционным тоном заявляет муж.
- Но в семье не изменяют, семью не предают. Мы больше не семья, и тем более семья никогда не шантажирует, - обвиняю и тыкаю пальцем в него, потому что стоим поодаль и не так страшно хоть немного проявить характер.
Он усмехается, и от этого еще страшнее. Я не могу представить, на что способно его больное воображение.
- Снежка, Снежка, я это делаю для твоего же блага. Ты сейчас взвинчена, понимаю твое состояние, - усмехаюсь его словам.
Понимает? Да ни черта он не понимает. Мы по разные стороны баррикад. Его слова, как издевка, а мою выходку он проглатывает, словно даже не заметил, но я-то знаю, что это не так.
- Но, дорогая моя, будь благоразумна, успокойся, выдохни, спроси, что конкретно тебя волнует, я на все отвечу предельно честно. Мы все уладим и продолжим жить дальше, как и жили. К чему устраивать скандал на пустом месте? Я люблю тебя и никого больше, и это самое важное, разве нет?
Муж опускает руки и идет ко мне. Его глаза полны решимости. Сейчас мне точно с ним не справиться.
- Нет, Эмир, главное в семье - это любовь, верность и честность. Все три чувства вмести, а не одно на выбор. Любовь, возможно, есть. Верности нет. Честность, как оказалась с извращенными понятиями. Ты смеешь меня шантажировать, угрожаешь отнять детей. Не тебе подобное мне говорить. Не, я тебя предала!
На глаза наворачиваются слезы, голос срывается на крик. Я пытаюсь говорить спокойно, но у меня не выходит. Эмоции настолько переполняют, что их невозможно контролировать. Я не властна над ними.
- Да, Снежана, и буду дальше шантажировать, пока ты не успокоишься. Если ничего другое не может тебя образумить, я буду применять грязный шантаж, и ты меня не разжалобишь. Это все ради тебя. И честность у меня неизвращенная. Не забывайся.
Он нависает надо мной грозовой тучей, его дыхание обжигает лицо. Мы оба тяжело дышим, оба полны злости и решимости, но при этом, оба лишь сверлим друг друга взглядами, не решаемся на какие-то действия.
- Ты все равно ничего не докажешь. Я здорова, Эмир. Кто угодно это подтвердит. У тебя ничего не получится, - цежу сквозь зубы и, кажется, даже не моргаю в этот момент.
- Уверена? Мне кажется, многие вспомнят, что было восемь лет назад, и подтвердят, что не так уж ты здорова. Сейчас, может быть, да, но я ведь могу преподнести все так, что это было не временное явление, а скорее обострение. Поверь, если я захочу, попрошу Армада вывернуть все так, что тебя действительно признают психически нездоровой.
Господи, он и правда в отчаянье. Вижу по глазам. Он понимает, что я могу уйти и не может этого допустить.
- Этого хочешь? Этого добиваешься? Поверь, я в своем желании сохранить семью, пойду до конца. Вопрос в том, на что готовят ты ради того, чтобы уйти от меня.
- Господи, ты точно сошел с ума. Это даже не смешно, эмир. Ты хоть понимаешь, как твои попытки выглядят со стороны? Ты не уважаешь меня, тебе плевать на мое мнение. Ты хочешь удержать меня рядом с собой, как игрушку, к которой привык. Но зачем, подумай, зачем, если у тебя есть другая женщина, которая может дать тебе то чего не могу дать я? Если тебе с ней так хорошо, зачем удерживаешь, зачем? Просто будь счастлив с той, которая лучше меня.
Он упрямо мотает головой в явном желании подавить мою волю. Сейчас ему все равно, какие последствия будут у его поступка, ему главное добиться своего, и это меня пугает.