– Мы с Максом уже должны быть в сауне, а из-за тебя застряли в обезьяннике. Бля, там телки стынут… Массажистки, точнее, мерзнут, – делится Леха нашими несостоявшимися планами.

Ульяна Вячеславовна стоит напротив меня и, поджав губы, разглядывает свой маникюр. Красивая она. Не смазливая, а именно красивая.

Крупные локоны каштановых волос, большие зеленые глаза, чуть вздернутый носик, умеренно пухлые губы и изящный овал лица. Рост средний, талия на месте, ноги ровные. Никогда не встречал такой безупречной природной красоты.

Хотя нет, вру.

Моя главбухша в свои сорок семь тоже жару дает. Мужики шеи сворачивают. Она несколько месяцев назад муженька из дома выперла, кажется, тоже за измену, так я даже задумался, а не поухаживать ли за ней. Наверное, надо было рискнуть. Бросил бы Веронику тогда, и сейчас сердце не рвалось бы на куски.

Сука.

Какая же она сука…

– Эй, Макс, ты че молчишь? – наезжает на меня Леха. – У тебя же есть какой-нибудь знакомый адвокат. Право на звонок никто не отнимал. Связывайся с ним. Пусть достает наши сраки отсюда.

– Моя мама все уладит, – произносит Ульяна Вячеславовна.

– Только твоей мамы тут не хватало. Она если меня увидит, тут граната рванет и земля разверзнется.

– Не до тебя ей будет, – отвечает та и переводит взгляд в угол, где корчится и стонет ее покалеченная вторая половина.

У него на роже написано, что он скользкий червь. И что она в нем нашла? Особняк арендовала. Дура-баба.

В дежурке весело. На все отделение стоит ржач. С нами возиться никто не собирается. А я вдруг понимаю, что мне плевать, где встречать Новый год – дома, в сауне, здесь или в канаве. Мне везде будет погано, потому что об меня вытерли ноги.

Ника, Ника, дрянь ты конченная!

За пределами камеры становится оживленнее. На сотрудников части обрушивается целый гвалт пьяных женских голосов.

Одна требует немедленно освободить ее дочь, другая заявляет о своем юридическом образовании, третья визжит, по какому праву задержали законопослушную гражданку… И мне на миг кажется, я уже где-то слышал эти голоса.

– Мама! – Ульяна Вячеславовна подскакивает к решетке, а Леха, наоборот, пятится.

– Да-да, от Михаила Потапова! – доносится до слуха.

Ор стихает, потому что разгневанных посетительниц выводят из здания. Потом слышится звон связки ключей и цокот каблуков по кафелю.

– Ваши? – ухмыляется широкая рожа в погонах.

Перед решеткой появляется дьявол. Я даже зажмуриваюсь, решив, что глючит на нервной почве.

Нет, не глючит. Только не дьявол это, а дьяволица. С чернючими глазами и в латексе.

– Мама! – радостно повторяет Ульяна Вячеславовна, протянув к ней руку.

Наши с «мамой» взгляды встречаются. Она столбенеет. Я медленно встаю.

– Максим Сергеевич? – озадаченно выдыхает дьяволица.

– Ксения Андреевна? – скольжу по ней взглядом, и она запахивает свою короткую шубку.

– Вы что, знакомы? – хмурится ее дочь.

– Максим Сергеевич – мой начальник, – отвечает Ксения. – А как вы тут вместе оказались? – ее взгляд спотыкается о Леху и становится вспарывающим. – Это что, Свиридов?

– Я тебе сейчас все объясню, – тараторит Ульяна Вячеславовна, будто над Лехой нависла смертельная опасность. – Дело в том, что я застряла за городом, а Алексей меня подвез. И все бы ничего, но этот гад, – рычит, покосившись на побледневшего муженька, – скотина, подлец, подонок, мудак…

– Вы выходить будете? – указывает широкая морда на открытые двери, и Ульяна Вячеславовна выскакивает из камеры первой.

Сначала обнимает мать, потом отступает, разглядывает ее и удивляется:

– Мама, во что ты одета?