- Нас не ждали, а мы пришли! – нестройным хором выдают они.

- Ксюш, мы извиниться хотим, – робко переминается с ноги на ногу Оля. – Ты же обиделась на нас? Поэтому ушла из бара? Столько лет не виделись, а доставали тебя дурацкими вопросами.

Боже, о чем они думают?..

Это было всего лишь позавчера, а кажется, что прошла целая вечность...

Не знаю, что ответить. Эйфория первых встреч после долгого перерыва спала. Я понимаю, что передо мной стоят женщины, которые не имеют ни малейшего понятия, как изменилась я за десять лет, и что происходит в моей жизни... А рассказать не могу решиться. Зачем грузить людей своими проблемами?

А может, они тоже носят маски? Может, и с ними мне не стоит быть искренней?

Господи, неужели я никогда больше не смогут верить людям?..

- Оль, она с похмелья, что ли? – шепчет Ира, когда все нормы этикета бьют тревогу, я продолжаю молчать, а девочки все еще толпятся в проеме.

Голос её звучит приглушенно. Странно, что я вообще это расслышала.

- Говорила же, надо было заранее написать. – Это уже произносит Света. – Мыы-ы, это... Пойдем, наверное, да?

Она кивает самой себе – по одному кивочку на каждый слог. А я смотрю на пакет у нее в руке, с бутылками. Одна, две, три... Интересно, если всё это выпить, станет чуть меньше болеть?

- Ксюш, ты что такая бледная, как будто умер кто-то? – Не так резво, но всё еще с улыбкой, шутит Катя, пытаясь спасти ситуацию, но, сама не понимая, попадает в цель. Поднимаю на нее глаза, и она отшатывается. – Боже, милая? Что случилось?!

Нет, я не позволю Карену забрать у меня еще и веру в людей! Отступаю за дверь, пропуская вперед моих нежданных гостей.

6. Глава 2.2

- Засранец, – резюмирует Оля через полчаса, когда я, устроившись на диване, заканчиваю рассказывать всё, что со мной происходило последние два месяца. Она сидит передо мной на ковре, подобрав под себя ноги, и нервно постукивает ногтем по ножке пустого винного бокала. – А я его еще нахваливала... Ксюш, ты не обижайся на мои слова, но на фоне твоего Карена мой Лерка – примитив.

Не ожидала, что исповедь так на меня подействует. Будто сбросила ношу, тяжесть которой больше не в состоянии была удерживать на плечах.

Никто не пьёт. Бутылки так и стоят на низком столике не раскупоренные рядом с пустыми хрустальными фужерами, на гранях которых отражаются блики от золотой массивной вышивки скатерти.

Которую любимая свекровь подарила нам на новоселье.

В тот день она тоже была постелена.

Странно, что она еще тут.

Странно, что я до сих пор не избавилась от нее.

Молча встаю, по одной убираю бутылки на пол, сгребаю бокалы и, обхватив их пальцами одной руки за граненые ножки, поднимаю. Стягиваю узорную ткань на пол, как ненужную тряпку. Возвращаю бокалы на голую столешницу из дорогого дубового массива. Скомкав, уношу скатерть к мусорному ведру – там ей место. Трамбую. От такого обращения нити вышивки расходятся. Одна из них цепляется за моё обручальное кольцо.

Странно, что оно еще на мне.

Странно, что я до сих пор от него не избавилась...

Тонкий золотой обод тоже летит в ведро, мелькнув на прощание бриллиантом. Самым маленьким из тех, что дарил мне муж. Но до этого момента – самым дорогим сердцу.

Прислушиваюсь к себе.

Никакого сожаления. Наоборот, чувствую облегчение.

Захлопываю дверцу.

Возвращаюсь к подругам. Сажусь на то же место.

- Карен не мой, – отвечаю наконец на повисшую в воздухе реплику. Мысль эта дается тоже, на удивление, легко.

- Понятное дело. – соглашается Оля. – Тебе засранцы не нужны.

- Мне никто не нужен, Оль. Я хочу детей вернуть домой.