Я все-таки уснула. Скорее не уснула, а провалилась в липкую и душную темноту. Даже во сне я не могла забыть, что Антон изменил мне, что прежней жизни у меня уже не будет. Ни у меня, ни у моих сыновей. Как теперь сложится их жизнь? Ведь они оба так верили отцу, гордились им, доверяли.

Хотя Игоря измена отца даже не удивила. Почему? Неужели подростковый цинизм настолько страшный?

Я постоянно просыпалась, снова думала об Антоне, о детях, и снова впадала не то в забытье, не то в странный сон, большое похожий на бред.

Большое по привычке встала рано, пошла на кухню. И кому теперь нужен мой завтрак? Антон так и не пришел со своего «совещания» с инвесторами. А зачем, если я уже все знаю?

Машинально засыпала в турку свежемолотый кофе, поставила ее на огонь и смотрела, как медленно поднимается пенка – пышная, с переливающимися пузырьками.

Сняла турку с огня, подождала, пока пенка опадет, снова нагрела. Повторила три раза. Уже не помню, почему я именно так варю кофе. Начала переливать через ситечко в чашку и случайно плеснула на руку. Резкая боль заставила меня вскрикнуть и швырнуть турку в раковину. Кофе разлился, гуща стекала по стенкам раковины, оставляя темные потеки.

Услышала, как открывается дверь. Надо же, как рано вернулся Антон! Неужели Лизка его отпустила? Злость накрыла меня тяжелой волной. Предатель, изменник, кобель!

– Мама, – услышала я тихий голос старшего сына.

Стас! Приехал Стас!

Я выскочила в коридор, порывисто обняла сына. И снова разревелась как последняя дура.

– Мама, не надо, – погладил он меня по плечам. – Все наладится. Я тебя в обиду не дам. Возьмем Игоря и поедете ко мне в Питер. Квартира небольшая, но поместимся. Я все равно собирался менять ее на другую. Будет повод купить большую.

– Спасибо, сынок, – я улыбнулась сквозь слезы. – Не надо было тебе приезжать. У тебя работа, дела… Я сама бы разобралась.

– Не думаю, – в голосе сына я уловила недобрые нотки. – С отцом буду говорить я. И разбираться с ним тоже буду я.

– Не надо, не руби с плеча, – попросила сына.

– По-другому не получится, – недобро оскалился он. – Я ему ночью звонил. Мы уже успели поругаться.

– Он же мне ничего пока не объяснил. Может, все не так просто?

– Зато мне он объяснил все, – насупился сын. – Разведется он с тобой, мама. Не надейся, что все утрясется. И не вешай нос. На моем отце свет клином не сошелся. Ты у нас красавица, умница.

– Спортсменка и никогда не была в комсомоле, – кисло улыбнулась в ответ.

– Чувствую запах кофе. Напоишь меня? – перевел разговор в другое русло сын.

– Я его вылила, – вздохнула я, и слезы снова подступили к горлу. – Я руку обожгла…

Стас сбросил ботинки, положил дорожную сумку на тумбочку, привычно повесил легкую куртку в шкаф.

– Значит, кофе сварю я. Как ты меня учила. Говорят, у меня неплохо получается, – сын вымыл руки и прошел на кухню. – Игорь еще спит?

– Суббота же, спит, – кивнула в ответ.

– Он знает? – Стас ополоснул турку и занялся приготовлением кофе.

– Он давно знает, – я смахнула непрошенную слезинку. – Уже полгода. Он отца увидел с этой шалавой в боулинге, и Антон его познакомил со своей шлюхой.

Если бы я ругалась матом, я бы выражалась намного точнее. Лизу я ненавидела всем сердцем. Ненавидела сильнее, чем предателя Антона. Сбивчиво и взволнованно рассказала Стасу все, что узнала об измене Антона, о том, что Игорь давно все знает.

– И Игорь все это время молчал? – удивился Стас.

– Он считает, что это нормально. Сейчас все разводятся, как он сказал. У Игоря переходный возраст, в голове каша.